Главная / Забота о себе / Блез паскаль мысли читать. Блез паскаль - мысли

Блез паскаль мысли читать. Блез паскаль - мысли

«Мысли Паскаля» – это уникальное произведение выдающегося французского ученого и философа Блеза Паскаля. Первоначальное название труда было «Мысли о религии и других предметах», однако позже сократили до «Мысли».

В данной подборке мы собрали избранные мысли Паскаля. Достоверно известно, что эту книгу великий ученый не успел закончить. Однако даже из его черновиков удалось создать целостную систему религиозно-философских взглядов, которые будут интересны не только христианским мыслителям, но и всем людям.

Обратите внимание, что Мысли Паскаля, представленные на данной страничке, содержат в себе афоризмы и цитаты из систематизированных и несистематизированных бумаг Блеза Паскаля.

Итак, перед вами афоризмы, цитаты и мысли Паскаля .

Избранные мысли Паскаля

Что же это за химера — человек? Какая невидаль, какое чудовище, какой хаос, какое поле противоречий, какое чудо! Судья всех вещей, бессмысленный червь земляной, хранитель истины, сточная яма сомнений и ошибок, слава и сор вселенной.

Величие не в том, чтобы впадать в крайность, но в том, чтобы касаться одновременно двух крайностей и заполнять промежуток между ними.

Будем же учиться хорошо мыслить – вот основной принцип морали.

Взвесим выигрыш и проигрыш, ставя на то, что Бог есть. Возьмём два случая: если выиграете, вы выиграете всё; если проиграете, то не потеряете ничего. Поэтому, не колеблясь, ставьте на то, что Он есть.

Всё наше достоинство – в способности мыслить. Только мысль возносит нас, а не пространство и время, в которых мы – ничто. Постараемся же мыслить достойно – в этом основа нравственности.

Истина так нежна, что, чуть только отступил от неё, – впадаешь в заблуждение; но и заблуждение это так тонко, что стоит только немного отклониться от него, и оказываешься в истине.

Когда человек пытается довести свои добродетели до крайних пределов, его начинают обступать пороки.

Потрясающая по своей глубине цитата Паскаля, где он высказывает мысль о природе гордыни и тщеславия:

Тщеславие так укоренилось в сердце человеческом, что солдат, подмастерье, повар, крючник – все бахвалятся и желают заиметь почитателей; и даже философы этого хотят, и те, кто обличают тщеславие, желают похвал за то, что так хорошо об этом написали, и те, кто их читают, желают похвал за то, что это прочли; и я, пишущий эти слова, быть может, желаю того же, и, быть может, те, кто будут меня читать…

Кто входит в дом счастья через дверь удовольствий, тот обыкновенно выходит через дверь страданий.

Лучшее в добрых делах – это желание их утаить.

Одна из самых популярных цитат Паскаля в защиту религии:

Если Бога нет, а я в Него верю, я ничего не теряю. Но если Бог есть, а я в Него не верю, я теряю всё.

Люди делятся на праведников, которые считают себя грешниками, и грешников, которые считают себя праведниками.

Мы бываем счастливы, только чувствуя, что нас уважают.

В сердце каждого Бог создал вакуум, который невозможно заполнить сотворенными вещами. Это бездонная пропасть, которую может заполнить лишь предмет бесконечный и неизменный, то есть сам Бог.

Мы никогда не живём настоящим, все только предвкушаем будущее и торопим его, словно оно опаздывает, или призываем прошлое и стараемся его вернуть, словно оно ушло слишком рано. Мы так неразумны, что блуждаем во времени, нам не принадлежащем, пренебрегая тем единственным, которое нам дано.

Никогда злые дела не творятся так легко и охотно, как во имя религиозных убеждений.

Насколько справедливее кажется адвокату дело, за которое ему щедро заплатили.

Общественное мнение правит людьми.

Открыто являясь тем, кто ищет Его всем сердцем, и скрываясь от тех, кто всем сердцем бежит от Него, Бог регулирует человеческое знание о Себе. Он дает знаки, видимые для ищущих Его и невидимые для равнодушных к Нему. Тем, кто хочет видеть, Он дает достаточно света. Тем, кто видеть не хочет, Он дает достаточно тьмы.

Познание Бога без сознания нашей немощи производит гордость. Сознание же нашей немощи без познания Иисуса Христа ведет к отчаянию. Но познание Иисуса Христа ограждает нас и от гордости и от отчаяния, ибо в Нем мы обретаем, как сознание своей немощности, так и единственный путь к ее уврачеванию.

Последний вывод разума – это признание, что есть бесконечное число вещей, превосходящих его. Он слаб, если не доходит до признания этого. Где надо – следует сомневаться, где надо – говорить с уверенностью, где надо – признавать своё бессилие. Кто так не поступает, не понимает силы разума.

Справедливость без силы – одна немощь, сила без справедливости – тиран. Надо, стало быть, согласовать справедливость с силой и для этого достигнуть, чтобы то, что справедливо, было сильно, а то, что сильно, было справедливо.

Существует достаточно света для тех, кто хочет видеть, и достаточно мрака для тех, кто не хочет.

Вселенная – это бесконечная сфера, центр которой везде, а окружность нигде.

Величие человека тем и велико, что он сознает свое ничтожество.

И чувство и ум мы совершенствуем или, напротив, развращаем, беседуя с людьми. Стало быть, иные беседы совершенствуют нас, иные — развращают. Значит, следует тщательно выбирать собеседников.

В этой цитате Паскаль высказывает мысль о том, что не внешняя среда определяет наше видение мира, а внутреннее содержимое:

Во мне, а не в писаниях Монтеня содержится то, что я в них вычитываю.

Слишком большие благодеяния досадны: нам хочется отплатить за них с лихвой.

Самомнение и лень — вот два источника всех пороков.

Люди презирают религию. Они испытывают ненависть и страх при мысли, что она может оказаться истинной. Дабы излечить от этого, надо начать с доказательства того, что религия вовсе не противоречит разуму. Напротив, заслуживает почтения и привлекательна. Заслуживает почтения, потому что хорошо знает человека. Привлекательна, потому что обещает истинное благо.

Одни говорят: поскольку вы с детства полагали, что сундук пуст, раз вы в нем ничего не видите, вы поверили в возможность пустоты. Это обман ваших чувств, подкрепленный привычкой, и надо, чтобы учение его исправило. А другие утверждают: поскольку вам сказали в школе, что пустоты не существует, то ваш здравый смысл, судивший так верно до этих ложных сведений, оказался подпорчен, и надо исправить его, вернувшись к изначальным природным понятиям. Так кто же обманщик? Чувства или знания?

Справедливость так же зависит от моды, как и красота.

Папа (римский) ненавидит и боится ученых, которые не принесли ему обета послушания.

Когда я думаю о кратком сроке своей жизни, поглощаемом вечностью до и после нее, о крошечном пространстве, которое я занимаю, и даже о том, которое вижу перед собой, затерянном в бесконечной протяженности пространств, мне неведомых и не ведающих обо мне, я чувствую страх и удивление. Отчего я здесь, а не там? Ведь нет причины, почему бы мне оказаться скорее здесь, чем там, почему скорее сейчас, чем тогда. Кто меня сюда поместил? Чьей волей и властью назначено мне это место и это время?

Я провел много времени в занятиях отвлеченными науками, и их удаленность от нашей жизни меня от них отвратила. Когда я стал изучать человека, то увидел, что эти отвлеченные науки чужды человеку и что, погружаясь в них, я оказался дальше от познания своего удела, чем другие, в них несведущие. Я простил другим их невежество, но надеялся хотя бы найти сотоварищей в изучении человека, в настоящей науке, потребной ему. Я ошибся. Этой наукой занимается еще меньше людей, чем .

Простые люди судят о вещах верно, потому что они пребывают в естественном неведении, как и подобает человеку. У знания две крайности, и крайности эти сходятся: одна – полное естественное неведение, с которым человек рождается на свет; другая крайность – та точка, на которой великие умы, объявшие все доступное людям знание, обнаруживают, что они не знают ничего, и возвращаются к тому самому невежеству, откуда начали свой путь; но это невежество умное, сознающее себя. А те между этими двумя крайностями, кто утратили неведение естественное и не обрели другого, тешатся крохами поверхностного знания и строят из себя умников. Они‑то и сбивают людей с толку и ложно судят обо всем.

Почему хромой нас не раздражает, а раздражает хромающий ум? Потому что хромой признает, что мы ходим прямо, а хромающий ум полагает, что это мы хромаем. Иначе мы бы испытывали к нему жалость, а не гнев. Эпиктет задает вопрос еще резче: почему мы не обижаемся, когда нам говорят, что у нас болит голова, но обижаемся, когда говорят, что мы дурно рассуждаем или принимаем неверное решение.

Опасно слишком настойчиво убеждать человека, что он не отличается от животных, не доказывая одновременно его величия. Опасно и доказывать его величие, не вспоминая о его низости. Еще опаснее оставлять его в неведении того и другого, но очень полезно показывать ему и то, и другое.

В данной цитате Паскаль высказывает весьма необычный взгляд на привычные вещи:

Привычка – вторая природа, и она разрушает первую. Но что такое природа? И почему привычка к природе не принадлежит? Я очень боюсь, что сама природа – не более чем первая привычка, как привычка – вторая природа.

Время излечивает боль и ссоры, потому что мы меняемся. Мы уже не прежние; ни обидчик, ни обиженный уже не те люди. Это как народ, которому нанесли оскорбление, а потом встретились с ним снова спустя два поколения. Они по-прежнему французы, но не те же самые.

И все‑таки как странно, что самая далекая от нашего понимания тайна – наследование греха – и есть та вещь, без которой мы никак не можем понимать самих себя.

Есть две, равно непреходящие, истины веры. Одна – что человек в первозданном состоянии или в состоянии благодати вознесен над всею природою, словно уподоблен Богу и сопричастен божескому естеству. Другая – что в состоянии испорченности и греха человек отпал от этого состояния и стал подобен животным. Два эти утверждения равно верны и непреложны.

Легче перенести смерть без мыслей о ней, чем мысль о смерти без всякой ее угрозы.

Величие и ничтожество человека столь очевидны, что истинная религия непременно должна нас учить тому, что есть в человеке некое великое основание для величия, и великое основание для ничтожества. Она должна также объяснить нам эти поразительные противоречия.

Какие есть основания говорить, что нельзя воскреснуть из мертвых? Что труднее – родиться или воскреснуть, чтобы появилось то, чего никогда не было, или чтобы снова стало то, что уже было? Не труднее ли начать жить, чем вернуться к жизни? Одно по привычке кажется нам легким, другое по отсутствию привычки кажется невозможным.

Чтобы сделать выбор, вы должны дать себе труд искать истину; ведь если вы умрете, не поклоняясь настоящей истине, вы погибли. Но, говорите вы, если бы Он хотел, чтобы я Ему поклонялся, Он дал бы мне знаки Своей воли. Он так и сделал, но вы ими пренебрегли. Ищите же их, это стоит того.

Люди бывают только трех родов: одни нашли Бога и служат Ему, другие не нашли Его и стараются Его отыскать, а третьи живут, не найдя Его и не ища. Первые разумны и счастливы, последние неразумны и несчастны. А те, кто посередине, – разумны, но несчастны.

Узник в темнице не знает, вынесен ли ему приговор; у него есть только час на то, чтобы это узнать; но если он узнает, что приговор вынесен, этого часа достаточно, чтобы добиться его отмены. Было бы противоестественно, если бы он употребил этот час не на выяснение того, вынесен ли приговор, а на игру в пикет.

По возражениям нельзя судить об истине. Многие верные мысли встречали возражения. Многие ложные их не встречали. Возражения не доказывают ложности мысли, равно как и их отсутствие не доказывает ее истинности.

Доводить благочестие до суеверия означает разрушать его.

Высшее проявление разума – признать, что есть бесконечное множество вещей, его превосходящих. Без такого признания он просто слаб. Если естественные вещи его превосходят, что сказать о вещах сверхъестественных?

Познание Бога без познания своего ничтожества приводит к гордыне. Познание своего ничтожества без познания Бога приводит к отчаянию. Познание Иисуса Христа посредничает между ними, ибо в нем мы находим и Бога, и свое ничтожество.

Поскольку нельзя достичь универсальности, познав все, что можно знать обо всем, нужно знать обо всем понемногу; лучше знать что‑то обо всем, чем знать все о чем‑то. Подобная универсальность лучше всего. Если бы можно было обладать обеими, было бы еще лучше; но коль скоро нужно выбирать, следует выбрать такую.

А в этой глубокой, удивительно меткой и изящно ироничной цитате Паскаль как-бы обращается к самому себе с недоумением:

Когда я вижу слепоту и ничтожество человеческие, когда смотрю на немую вселенную и на человека, покинутого во мраке на самого себя и словно заблудившегося в этом уголке вселенной, не зная, кто его сюда поместил, зачем он сюда пришел, что с ним станет после смерти, и неспособного все это узнать, – я пугаюсь, как тот, кого спящим привезли на пустынный, ужасный остров и кто просыпается там в растерянности и без средства оттуда выбраться. И потому меня поражает, как это люди не впадают в отчаяние от такого несчастного удела. Я вижу вокруг других людей с той же участью. Я спрашиваю их, не осведомлены ли они лучше, чем я. Они мне отвечают, что нет; и тут же эти несчастные безумцы, оглянувшись вокруг и заметив что‑нибудь тешащее воображение, предаются этому предмету душой и привязываются к нему. Что до меня – я не мог предаваться таким вещам; и рассудив, насколько более вероятно, что существует нечто и кроме того, что я вижу вокруг, я стал искать, не оставил ли Бог какого‑либо свидетельства о Себе.

Это, пожалуй, одна из самых популярных цитат Паскаля, где он сравнивает человека со слабой, но мыслящей тростинкой:
Человек – всего лишь тростинка, самая слабая в природе, но это тростинка мыслящая. Не нужно ополчаться против него всей вселенной, чтобы его раздавить; облачка пара, капельки воды достаточно, чтобы его убить. Но пусть вселенная и раздавит его, человек все равно будет выше своего убийцы, ибо он знает, что умирает, и знает превосходство вселенной над ним. Вселенная ничего этого не знает. Итак, все наше достоинство заключено в мысли.

Предположение, что апостолы были обманщиками, нелепо. Продолжим его до конца, представим себе, как эти двенадцать человек собираются после смерти И. X. и сговариваются сказать, что Он воскрес. Они бросали этим вызов всем властям. Сердца человеческие удивительно склонны к легкомыслию, к переменчивости, к обещаниям, к богатствам, так что если бы хоть один из них признался во лжи из‑за этих приманок, не говоря уж о темницах, пытках и смерти, они бы погибли. Подумайте об этом.

Никто не бывает ни так счастлив, как истинный христианин, ни так разумен, ни так добродетелен, ни так любезен.

Грешно, чтобы люди привязывались ко мне, даже если они это делают с радостью и по доброй воле. Я обманул бы тех, в ком зародил бы такое желание, ибо я не могу быть целью для людей, и мне нечего им дать. Разве не должен я умереть? И тогда со мной вместе умрет предмет их привязанности. Как был бы я виновен, убеждая поверить лжи, даже если б я делал это с кротостью, а люди верили бы радостно и тем радовали меня,– так я виновен, внушая любовь к себе. И если я привлекаю к себе людей, я должен предупредить тех, кто готов принять ложь, что они не должны в нее верить, какие бы выгоды мне это ни сулило; и точно так же – что они не должны привязываться ко мне, ибо им следует тратить свою жизнь и труды на угождение Богу или поиски Его.

Есть пороки, которые прилепляются к нам только через другие и отлетают, как ветки, когда обрублен ствол.

Обычаю надо следовать потому, что он обычай, а вовсе не из-за его разумности. Меж тем народ соблюдает обычай, твердо веря, что он справедлив.

Истинное красноречие смеется над красноречием. Истинная мораль смеется над моралью. Иначе говоря, мораль мудрости смеется над моралью рассудка, у которой нет законов. Ибо мудрость – это то, к чему чувство относится так же, как науки относятся к рассудку. Светский ум составляет часть мудрости, а математический – часть рассудка. Смеяться над философией – это и есть философствовать по-настоящему.

Есть только два вида людей: одни – праведники, которые считают себя грешниками, другие – грешники, которые считают себя праведниками.

Есть некая модель приятности и красоты, которая состоит в некоем соотношении между нашей природой, слабой или сильной, такой, какая она есть, и той вещью, которая нам нравится. Все, что создано по этой модели, нам приятно, будь то дом, песенка, речь, стихи, проза, женщина, птицы, реки, деревья, комнаты, одежда и т. д.

В свете нельзя прослыть знатоком поэзии, если не повесить на себя табличку «поэт». Но людям всесторонним вывески не требуются, у них нет разницы между ремеслом поэта и портного.

Если бы евреи были все обращены Иисусом Христом, у нас были бы только пристрастные свидетели. А если бы они были истреблены, у нас вовсе не было бы свидетелей.

Воспитанный человек. Хорошо, когда его не называют ни математиком, ни проповедником, ни оратором, но воспитанным человеком. Мне нравится только это общее качество. Когда при виде человека вспоминают о его книге, это дурной знак. Я хотел бы, чтобы любое качество замечали только в случае его применения, опасаясь, как бы это качество не поглотило человека и не стало его именем; пусть о нем не думают, что он хорошо говорит, пока не представится случая для красноречия; но тогда пусть о нем так подумают.

Истина и справедливость – точки столь малые, что, метя в них нашими грубыми инструментами, мы почти всегда делаем промах, а если и попадаем в точку, то размазываем её и при этом прикасаемся ко всему, чем она окружена, - ко лжи куда чаще, чем к истине.

Если вам понравились лучшие цитаты и Мысли Паскаля – поделитесь ими в социальных сетях. Если вам вообще нравятся – подписывайтесь на сайт .

Понравился пост? Нажми любую кнопку.

«Пусть же человек знает, чего он стоит. Пусть любит себя, ибо он способен к добру», «пусть презирает себя, ибо способность к добру остаётся в нем втуне»...

«Ум сугубо математический будет правильно работать, только если ему заранее известны все определения и начала, в противном случае он сбивается с толку и становится невыносимым». «Ум, познающий непосредственно, не способен терпеливо доискиваться первичных начал, лежащих в основе чисто спекулятивных, отвлечённых понятий, с которыми он не сталкивается в обыденной жизни и ему «непривычных». «Бывает тaк, что человек, здраво рассуждающий о явлениях определённого порядка, несёт вздор, когда вопрос касается явлений другого порядка». «Кто привык судить и оценивать по подсказке чувств, тот ничего не смыслит в логических умозаключениях, потому что стремится проникнуть в предмет исследования с первого взгляда и не желает исследовать начала, на которых он зиждется. Напротив, кто привык изучать начала, тот ничего не смыслит в доводах чувства, потому что ищет, на чем же они основываются, и не способен охватить предмет единым взглядом». «Чувство так же легко развратить, как ум». «Чем умнее человек, тем больше своеобычности он находит во всяком, с кем сообщается. Для человека заурядного все люди на одно лицо».

«Красноречие - это искусство говорить так, чтобы те, к кому мы обращаемся, слушали не только без труда, но и с удовольствием». «Надо сохранять простоту и естественность, не преувеличивать мелочей, не преуменьшать значительного». «Форма должна быть изящна», «соответствовать содержанию и заключать в себе все необходимое». «Иначе расставленные слова обретают другой смысл, иначе расставленные мысли производят другое впечатление».

«Отвлекать ум от начатого труда следует, только чтобы дать ему отдых, да и то не когда вздумается, а когда нужно»: «отдых не вовремя утомляет, а утомление отвлекает от труда».

«Когда читаешь произведение, написанное простым, натуральным слогом, невольно радуешься».

«Хорошо, когда кого-нибудь называют» «просто порядочным человеком».

«Мы не способны ни к всеобъемлющему познанию, ни к полному неведению». «Середина, данная нам в удел, одинаково удалена от обеих крайностей, так имеет ли значение - знает человек немного больше или меньше?»

«Воображение» - «людская способность, вводящая в обман, сеющая ошибки и заблуждения». «Поставьте мудрейшего философа на широкую доску над пропастью; сколько бы разум ни твердил ему, что он в безопасности, все равно воображение возьмёт верх». «Воображение распоряжается всем - красотой, справедливостью, счастьем, всем, что ценится в этом мире».

«Когда человек здоров, ему непонятно, как это живут больные люди, а когда расхварывается», «у него другие страсти и желания». «По самой своей натуре мы несчастны всегда и при всех обстоятельствах». «Человек до того несчастен, что томится тоской даже без всякой причины, просто в силу особого своего положения в мире». «Состояние человека: непостоянство, тоска, тревога». «Суть человеческого естества - в движении. Полный покой означает смерть». «Нас утешает любой пустяк, потому что любой пустяк приводит нас в уныние». «Мы поймём смысл всех людских занятий, если вникнем в суть развлечения».

«Из всех положений» «положение монарха наизавиднейшее». «Он ублаготворён во всех своих желаниях, но попробуйте лишить его развлечений, предоставить думам и размышлениям о том, что он такое», - «и это счастье рухнет», «он невольно погрузится в мысли об угрозах судьбы, о возможных мятежах», «о смерти и неизбежных недугах». «И окажется, что лишённый развлечений монарх» «несчастнее, чем самый жалкий его подданный, который предаётся играм и другим развлечениям». «Вот почему люди так ценят игры и болтовню с женщинами, так стремятся попасть на войну или занять высокую должность. Не в том дело, что они рассчитывают найти в этом счастье»: «мы ищем» «треволнений, развлекающих нас и уводящих прочь от мучительных раздумий». «Преимущество монарха в том и состоит, что его наперебой стараются развлечь и доставить ему все существующие на свете удовольствия».

«Развлечение - единственная наша утеха в горе». «Человека с самого детства» «обременяют занятиями, изучением языков, телесными упражнениями, неустанно внушая, что не быть ему счастливым, если он» не сумеет сохранить «здоровье, доброе имя, имущество», и «малейшая нужда в чем-нибудь сделает его несчастным». «И на него обрушивается столько дел и обязанностей, что от зари до зари он в суете и заботах». «Отнимите у него эти заботы, и он качнёт думать, что он такое, откуда пришёл, куда идёт, - вот почему его необходимо с головой окунуть в дела, отвратив от мыслей».

«Как пусто человеческое сердце и сколько нечистот в этой пустыне!»

«Люди живут в таком полном непонимании суетности всей человеческой жизни, что приходят в полное недоумение, когда им говорят о бессмысленности погони за почестями. Ну, не поразительно ли это!»

«Мы так жалки, что сперва радуемся удаче», а потом «терзаемся, когда она изменяет нам». «Кто научился бы радоваться удаче и не горевать из-за неудачи, тот сделал бы удивительное открытие, - все равно что изобрёл бы вечный двигатель».

«Мы беспечно устремляемся к пропасти, заслонив глаза чем попало, чтобы не видеть, куда бежим». Но даже осознавая «всю горестность нашего бытия, несущего нам беды», мы «все-таки не утрачиваем некоего инстинкта, неистребимого и нас возвышающего».

«Нехорошо быть слишком свободным. Нехорошо ни в чем не знать нужды».

«Человек не ангел и не животное», несчастье же его в том, «что чем больше он стремится уподобиться ангелу, тем больше превращается в животное». «Человек так устроен, что не может всегда идти вперёд, - он то идёт, то возвращается». «Величие человека - в его способности мыслить». «Человек - всего лишь тростник, слабейший из творений природы, но он - тростник мыслящий».

«Сила разума в том, что он признает существование множества явлений». «Ничто так не согласно с разумом, как его недоверие к себе». «Мы должны повиноваться разуму беспрекословней, чем любому владыке, ибо кто перечит разуму, тот несчастен, а кто перечит владыке - только глуп». «Разум всегда и во всем прибегает к помощи памяти». «Душа не удерживается на высотах, которых в едином порыве порой достигает разум: она поднимается туда не как на престол, не навечно, а лишь на короткое мгновение».

«Мы постигаем существование и природу конечного, ибо сами конечны и протяженны, как оно. Мы постигаем существование бесконечного, но не ведаем его природы, ибо оно протяженно, как мы, но не имеет границ. Но мы не постигаем ни существования, ни природы Бога, ибо он не имеет ни протяжённости, ни границ. Только вера открывает нам его существование, только благодать - его природу». «Вера говорит иное, чем наши чувства, но никогда не противоречит их свидетельствам. Она выше чувств, но не противостоит им».

«Справедливо подчиняться справедливости, нельзя не подчиняться силе. Справедливость, не поддержанная силой, немощна, сила, не поддержанная справедливостью, тиранична. Бессильной справедливости всегда будут противоборствовать, потому что дурные люди не переводятся, несправедливой силой всегда будут возмущаться. Значит, надо объединить силу со справедливостью». Однако «понятие справедливости так же подвержено моде, как женские украшения».

«Почему люди следуют за большинством? Потому ли, что оно право? Нет, потому что сильно». «Почему следуют стародавним законам и взглядам? Потому что они здравы? Нет, потому что общеприняты и не дают прорасти семенам раздора». «Умеющие изобретать новое малочисленны, а большинство хочет следовать лишь общепринятому». «Не хвалитесь же своей способностью к нововведениям, довольствуйтесь сознанием, что она у вас есть».

«Кто не любит истину, тот отворачивается от неё под предлогом, что она оспорима, что большинство её отрицает. Значит, его заблуждение сознательное, оно проистекает из нелюбви к истине и добру, и этому человеку нет прощения».

«Людям не наскучивает каждый день есть и спать, потому что желание есть и спать каждый день возобновляется, а не будь этого, без сомнения, наскучило бы. Поэтому тяготится духовной пищей тот, кто не испытывает голода, Алкание правды: высшее блаженство». «Я утруждаю себя ради него» - в этом суть уважения к другому человеку, и это «глубоко справедливо».

«Человеческая слабость - источник многих прекрасных вещей».

«Величие человека так несомненно, что подтверждается даже его ничтожеством. Ибо ничтожеством мы именуем в человеке то, что в животных считается естеством, тем самым подтверждая, что если теперь его натура мало чем отличается от животной, то некогда, пока он не спал, она была непорочна».

«Своекорыстие и сила - источник всех наших поступков: своекорыстие - источник поступков сознательных, сила - бессознательных». «Человек велик даже в своём своекорыстии, ибо это свойство научило его соблюдать образцовый порядок в делах».

«Величие человека тем и велико, что он сознаёт своё ничтожество. Дерево своего ничтожества не сознаёт».

«Люди безумны, и это столь общее правило, что не быть безумцем было бы тоже своего рода безумием».

«Могущество мух: они выигрывают сражения, отупляют наши души, терзают тела».

Пересказала

Название: Мысли

К: «REFL-book», 1994 -528 с.

ISBN 5-87983-013-6
Формат: DJVU

Размер: 8,74 Mb

Качество: отсканированные страницы

Язык: Русский

В книге впервые на русском языке представлено практически полное собрание «Мыслей» выдающегося французского мыслителя и писателя Блеза Паскаля.
В век нигилизма духовный опыт Паскаля может быть особенно значим. Поразительная честность мысли, стремление к максимальной ясности в исследовании трагического удела человека и в то же время бесконечная вера в его высшее предназначение - отличительная черта незаконченной работы мыслителя, вошедшей в сокровищницу не только французской, но и мировой культуры. Глубина мысли в соединении с лаконичностью и изысканностью стиля делают «Мысли» не только полезным, но и увлекательным чтением.
Настоящее издание знакомит читателя с различными традициями переводов Паскаля, начиная с конца прошлого века и заканчивая концом нынешнего, что дает возможность наиболее объективного его прочтения.

Л. Брюнсвик. «Мысли»: история создания, структура, автор
История
1. Композиция
2. Публикация
3. Издание
Логическая структура
Автор
1. Писатель
2. Мыслитель
3. Христианин

Раздел Первый
С. Долгов. Очерк жизни Паскаля
I. Общее понятие о человеке
II. Величие человека
III. Суетность человека, воображение, самолюбие
IV. Слабость человека, непрочность его естественных познаний
V. Жалкое состояние человека
VI. Удивительные противоположности, встречающиеся в природе человека в отношении истины, счастья и многих других вещей
VII. Против равнодушия атеистов
VIII. Разумнее верить, чем не верить в то, чему учит христианская религия
IX. Признаки истинной религии
X Истинная религия доказывается заключающимися в человеке противоположностями и первородным грехом
XI. Подчинение и власть разума
XII. Изображение человека, который, испытав тщетность усилий обрести Бога одним разумом, начал читать Писание
XIII. О евреях
XIV. Об образах; образный характер древнего закона
XV. Об Иисусе Христе
XVI. Свидетельства об Иисусе Христе пророков
XVII. Различные свидетельства об Иисусе Христе
XVIII. Для чего Бог, скрываясь от одних, обнаруживает Себя другим
XIX. Ветхий и Новый Завет по существу одна религия
XX Истинное, благотворное познание Бога достижимо только через Иисуса Христа
XXI. Мысли о чудесах
XXII. Различные мысли о религии
XXIII. Размышления о тайне Христовой

Раздел Второй
I. Мысли об Уме и Стиле
II. Ничтожество человека, лишенного Бога
III. О необходимости пари
IV. Средства веры
V Справедливость и Причина следствий
VI. Философы
VII. Мораль и Учение
VIII. Основания христианской религии
IX. Непрерывность
X. Образность
XI. Пророчество
XII. Доказательства Иисуса Христа <как Мессии>
XIII. Чудеса
XIV. Добавление: полемические фрагменты

В чем выгода и долг человека: как добиться, чтобы он их постиг и руководствовался ими

1. Порядок. - Люди пренебрегают верой; им ненавистна и страшна мысль, что, может статься, в ней содержится истина. Дабы исцелить их от этого, первым делом докажите, что вера ничуть не противоречит разуму, более того, что она достохвальна, и таким путем внушите уважение к ней; затем, показав, что она заслуживает любви, посейте в добродетельные сердца надежду на ее истинность и, наконец, докажите, что она и есть истинная вера.

Вера достохвальна, потому что познала природу человека; вера достойна любви, потому что открывает путь к истинному благу.

2. Для грешников, обреченных вечному проклятию, одним из самых неожиданных ударов будет открытие, что они осуждены своим собственным разумом, на который ссылались, дерзая осуждать христианскую веру.

3. Две крайности: зачеркивать разум, признавать только разум.

4. Если бы все в мире подчинялось разуму, в христианском вероучении не осталось бы места для того, что в нем таинственно и сверхъестественно; если бы ничто в мире не было подвластно законам разума, христианское вероучение оказалось бы бессмысленным и смехотворным.

Пути обращения в истинную веру: призвать людей вслушаться в голос собственного сердца

5. Предуведомление. - Метафизические доказательства бытия Божия так не похожи на привычные для нас рассуждения и так сложны, что, как правило, не затрагивают людские умы, а если кого-то и убеждают, то лишь на короткое время, пока человек следит за ходом развития этого доказательства, но уже час спустя он начинает с опаской думать, - а не попытка ли это его околпачить. Quod curiositate cognoverunt superbia amiserunt .

Так происходит с каждым, кто пытается познать Бога, не воззвав к помощи Иисуса Христа, кто хочет без посредника причаститься Богу, без посредника познанному. Меж тем как люди, познавшие Бога через Его Посредника, познали и свое ничтожество.

6. Как это замечательно, что канонические авторы никогда не доказывали бытие Божие, черпая доводы из мира природы. Они просто призывали поверить в Него. Никогда Давид, Соломон и др. не говорили: “В природе не существует пустоты, следовательно, существует Бог”. Они несомненно были умнее самых умных из пришедших им на смену и постоянно прибегавших к подобным доказательствам. Это очень и очень важно.

7. Если все доказательства бытия Божия, почерпнутые из мира природы, неизбежно говорят о слабости нашего разума, не относитесь из-за этого пренебрежительно к Священному Писанию; если понимание подобных противоречий говорит о силе нашего разума, почитайте за это Священное Писание.

8. Не о системе я поведу здесь речь, а о присущих сердцу человека особенностях. Не о ревностном почитании Господа, не об отрешенности от себя, а о руководящем человеческом начале, о корыстных и самолюбивых устремлениях. И так как нас не может не волновать твердый ответ на столь близко касающийся нас вопрос, - после всех жизненных горестей, куда с чудовищной неизбежностью ввергнет нас неминуемая смерть, ежечасно грозящая нам, - в вечность ли небытия или в вечность мук...

9. Всевышний приводит к вере людские умы доводами, а сердца - благодатью, ибо Его орудие - кротость, а вот пытаться обращать умы и сердца силой и угрозами значит поселять в них ужас, а не веру, terrorem potius quam religionem .

10. В любой беседе, в любом споре необходимо сохранить за собой право урезонить тех, кто выходит из себя: “А что, собственно говоря, вас возмущает?”

11. Маловеров следует прежде всего пожалеть, - само это неверие делает их несчастными. Обидные речи были бы уместны, когда бы оно шло им на пользу, но оно идет во вред.

12. Жалеть безбожников, пока они неустанно ищут, - разве бедственное их положение не достойно жалости? Клеймить тех, кто хвалится безбожием.

13. И он осыпает насмешками того, кто ищет? Но кому из этих двоих больше пристало насмешничать? Меж тем ищущий не насмехается, а жалеет насмешника.

14. Изрядный острослов - дрянной человек.

15. Хотите, чтобы люди поверили в ваши добродетели? Не хвалитесь ими.

16. Жалеть следует и тех и других, но в первом случае пусть эту жалость питает сочувствие, а во втором - презрение.

Различие между людскими умами

17. Чем умнее человек, тем больше своеобычности видит он в каждом, с кем сообщается. Для человека заурядного все люди на одно лицо.

18. Сколько на свете людей, которые проповедь слушают как обычную вечернюю службу!

19. Существует два рода людей, для которых все едино: праздники и будние дни, миряне и священники, любой грех подобен другому. Но одни делают из этого вывод, что возбраняемое священникам возбраняется и мирянам, а другие - что дозволенное мирянам дозволено и священникам.

20. Всеобщность. - Науки о нравственности и о языке хотя и обособленные, но тем не менее всеобщие.

Познание математическое и познание непосредственное

21. Различие между познанием математическим и непосредственным. - Начала математического познания вполне отчетливы, но в обыденной жизни неупотребительны, поэтому с непривычки в них трудно вникнуть, зато всякому, кто вникает, они совершенно ясны, и только совсем уж дурной ум не способен построить правильного рассуждения на основе столь самоочевидных начал.

Начала непосредственного познания, напротив, распространены и общеупотребительны. Тут нет нужды во что-то вникать, делать над собой усилие, тут потребно всего лишь хорошее зрение, но не просто хорошее, а безупречное, ибо этих начал так много и они так разветвлены, что охватить их сразу почти невозможно. Меж тем пропустишь одно - и ошибка неизбежна: вот почему нужна большая зоркость, чтобы увидеть все до единого, и ясный ум, чтобы, основываясь на столь известных началах, сделать потом правильные выводы.

Итак, обладай все математики зоркостью, они были бы способны и к непосредственному познанию, ибо умеют делать правильные выводы из хорошо известных начал, а способные к непосредственному познанию были бы способны и к математическому, дай они себе труд пристально вглядеться в непривычные для них математические начала.

Но такое сочетание встречается нечасто, потому что человек, способный к непосредственному познанию, даже и не пытается вникнуть в математические начала, а способный к математическому большей частью слеп к тому, что у него перед глазами; к тому же, привыкнув делать заключения на основе хорошо им изученных точных и ясных математических начал, он теряется, столкнувшись с началами совсем иного порядка, на которых зиждется непосредственное познание. Они еле различимы, их скорее чувствуют, нежели видят, а кто не чувствует, того и учить вряд ли стоит: они так тонки и многообразны, что лишь человек, чьи чувства утонченны и безошибочны, в состоянии уловить и сделать правильные, неоспоримые выводы из подсказанного чувствами; притом зачастую он не может доказать верность своих выводов пункт за пунктом, как принято в математике, ибо начала непосредственного познания почти никогда не выстраиваются в ряд, как начала познания математического, и подобного рода доказательство было бы бесконечно сложно. Познаваемый предмет нужно охватить сразу и целиком, а не изучать его постепенно, путем умозаключений - на первых порах, во всяком случае. Таким образом, математики редко бывают способны к непосредственному познанию, а познающие непосредственно - к математическому, поскольку математики пытаются применить математические мерки к тому, что доступно лишь непосредственному познанию, и приходят к абсурду, ибо желают во что бы то ни стало сперва дать определения, а уж потом перейти к основным началам, меж тем для данного предмета метода умозаключений непригодна. Это не значит, что разум вообще от них отказывается, но он их делает незаметно, непринужденно, без всяких ухищрений; внятно рассказать, как именно происходит эта работа разума, никому не под силу, да и ощутить, что она вообще происходит, доступно очень немногим.

Замысел, внутренний порядок и план этого сочинения