Социальные воззрения платона и греческое искусство. Учение платона о прекрасном Нужна помощь по изучению какой-либы темы

Ранняя греч. эстетика была космологической, т.е. красота, гармония, пропорция, мера, в первую очередь были свойствами мироздания. Эстетика пифагорейцев: число – первоначало бытия, основа космической меры. То же числовое начало пифагорейцы обнаружили и в музыке, а поэтому весь космос мыслился ими как музыкально-числовая гармония. Софисты провозгласили, что «человек есть мера всех вещей», в том числе и эстетического отношения. Источником красоты является не мир, а человек с его способностью воспринимать нечто как красивое. Горгий: «прекрасно то, что приятно для взора и слуха». Субъективистский (красота – дело субъективное), релятивистский (красота – вещь относи-тельная), гедонистический (красота – это то, что нравится) под-ход к пониманию красоты. Сократ: красота вещей относительна (прекрасная обезьяна несопоставима с прекрасным человеком, а тем более прекрасным богом), поэтому следует найти прекрасное само по себе, общее определение красоты. Общий принцип красоты – целесообразность. Поскольку мир устроен разумно и гармонично (мир – это космос), всякая вещь в нем предназначена для какой-то цели, что и делает ее прекрасной. Прекрасны те глаза, которые лучше видят. Платон полагал, что задача эстетики – постичь прекрасное как таковое. Оно не содержится в прекрасных вещах (прекрасн. девушке, прекрасной лошади, прекр. вазе) – это идея, она абсолютна и существует в «царстве идей». Для Аристотеля прекрасное – идея вещи – ее форма, когда материя оформляется, получается прекрасный объект (так мрамор, восприняв идею художника, становится статуей). Искусство - деятельность, через кот. возникают те вещи, форма которых находится в душе. Согласно Аристотелю сущность искусства составляет мимéзис (подражание), искусство подражает действительности. Однако это не слепое копирование, а творческое выявление типического, общего, идеального при обязательном воплощении его в материале.

Глава 6. Эстетическая концепция Платона.

Следуя за Сократом, Платон полагал: задача эстетики – постичь прекрасное как таковое. Рассматривая прекрасные вещи (прекрасную девушку, прекрасную лошадь, прекрасную вазу), Платон делает вывод о том, что прекрасное не содержится в них. Прекрасное – это идея, она абсолютна и существует в «царстве идей». Приблизиться к пониманию идеи прекрасного можно чрез: - рассмотрение прекрасных тел; - любование прекрасными душами (красота – и духовное явление); - увлечение красотой наук (любование прекрасными мыслями, способность видеть прекрасные абстракции); - созерцание идеального мира красоты, собственно идеи прекрасного. Подлинное постижение прекрасного возможно благодаря разуму, интеллектуальному созерцанию, это некое сверхчувственное переживание. Стремление к прекрасному Платон объясняет с помощью учения об Эросе. Эрос, сын бога богатства Пóроса и нищенки Пéнии, груб и неопрятен, но имеет возвышенные стремления. Подобно нему, и человек, будучи земным существом, вожделеет красоты. Платоническая любовь (эрос) – это и есть любовь к идее прекрасного; платоническая любовь к человеку позволяет видеть в конкретном лице отблеск абсолютной красоты. В свете идеалистической эстетики Платона (эстетики, ко-торая полагает, что красота – это идеальная сущность) искусство не имеет большой ценности. Оно подражает вещам, в то время как сами вещи суть подражание идеям, получается, что искусст-во – это «подражание подражанию». Исключение составляет поэзия, ибо рапсод в момент творчества охвачен экстазом, позволяющим ему наполниться божественным вдохновением и приобщиться к вечной красоте. В своем идеальном государстве Платон хотел отменить все искусства, однако оставил те, которые имеют вос-питательное значение, воспитывают гражданский дух. В свою очередь наслаждаться таким «правильным искусством» способны только совершенные граждане.

Отрицательное отношение к искусству Платона, предлагавшего изгнать поэтов из идеального государства, хорошо известно. Однако, если взглянуть внимательней, его позиция относительно искусства оказывается далеко не столь однозначной. Известно, что Платон начинал как поэт-трагик, однако после знакомства с Сократом отказался от своих художественных занятий и сжег стихи. Но форма, в какой он приступил к изложению своей концепции после смерти учителя, показывает, что он по-прежнему оставался не только философом, но и художником: диалоги Платона, представляя собой вершину античной метафизической мысли, являются шедевром античной литературы. Философы последующих времен часто обращались к форме диалога, стремясь в общедоступной форме провести определенную концепцию. Но ни у кого эта концепция не бывала настолько тесно связана с сюжетными подробностями, не обставлялась таким количеством ситуативных побочных замечаний, как у Платона. Его диалоги сообщают нам не только полноценный и живой образ Сократа, о котором исследователи до сих пор не могут прийти к согласию, что именно в нем срисовано с Сократа-человека, а что является плодом воображения Платона, но и яркие портреты других участников бесед, а также полновесную, набросанную широкими штрихами картину греческой жизни. Платон настолько широко использует художественные приемы и при построении сюжета, и при доказательстве своих идей, что его отрицание искусства не может не вызывать сомнения: он оказывается или хитрецом, намеренно вводящим в заблуждение, или стихийным гением, не знающим о собственном мастерстве. Но обвинить в обмане философа, на тысячелетия увлекшего человечество идеей абсолютной истины, или же в бессознательности - одного из глубочайших и самых влиятельных мыслителей Европы - также кажется странным. Каково же отношение Платона к искусству? Платон отрицает его ввиду двух обвинений. Искусство может быть либо подражанием вещам - и в таком случае оно будет просто удвоением мира, а стало быть, окажется ненужным и даже вредным, поскольку обращает интерес человека от истины на бесполезную деятельность и пустую игру. Искусство может быть подражанием несуществующему, т. е. создавать фантомы - в этом случае оно будет безоговорочно вредным, так как станет намеренно вводить разум в заблуждение. Эти формы искусства Платон отвергает, однако помимо них он говорит также и о допустимых, полезных формах искусства. Искусство может, избегая заблуждения, стремиться к соответствию истине, руководствуясь теми же принципами, что и разумное познание, сводя весь мир к неизменным, вегным, общезнагимым формам и отказываясь от индивидуальности и оригинальности. В этом случае выше динамичного и живого искусства греков Платон ставил канонические и статичные схемы египетских изображений53. Платон признает также, что искусство поэтов может являть собой источник мудрости, говорить правду о мире, а стало быть, двигаться в ту же сторону, что и философия - но с тем недостатком, что, в отличие от философа, поэт действует не сознательно, а в состоянии боговдохновения. В обоих случаях искусству недостает полноты и ясности философского познания, а потому искусство, пусть даже полезное и благотворное, стоит ниже философии. В начале «Законов» есть рассуждение о питии вина, где доказывается его относительная полезность, причем как для простого человека, так и для философа. Первого оно располагает к восприятию возвышенной истины, второго же, напротив, несколько приземляет, делая способным к общению. Философия занимается созерцанием высшего порядка, незамутненных идей, чуждых всех многоразличий и хитросплетений материального мира. Для сообщения, для описания этого высшего порядка она пользуется средствами логической аргументации, чистого мышления, избегающего обманчивости чувственного восприятия. Но Платон прекрасно сознает, что средства логического доказательства не могут адекватно описать простое усмотрение идеи, постоянно наталкиваясь на противоречия, замеченные еще Сократом в его диалектических беседах и постоянно подтачивающие саму систему Платона. Впоследствии эти противоречия заставили Аристотеля в его стремлении к ясной логической системе частично отказаться от теории учителя. Рациональная аргументация терпит крах при попытке построения полноценной системы, охватывающей не только идеальный порядок, но и его отношение к материальному миру. Как выражение в материальной форме, искусство всегда стоит ниже чистого умозрения, но для сообщения может служить гораздо более адекватным средством, чем логический аргумент, так как позволяет отобразить не вписывающиеся в логическую систему сложности и противоречия, вытекающие из самой природы материи (в которой мы вынуждены пребывать) как принципа множественности в противоположность идее как принципу единства. Логическое доказательство тоже выражает мысль в определенной форме, анализ относительности которой проводился еще софистами. Этим - встроенной в саму систему философии необходимостью сообщения - можно объяснить осознанный выбор Платоном художественной формы для изложения своего учения. Он не хочет вводить в заблуждение ложной иллюзией простоты и делает через искусство явными те сложности, которые остались бы скрытыми в логической форме. В «Пире», одном из самых художественных и сложных по структуре диалогов Платона, повествование о восхождении к истине отдалено от нас тройным пересказом, предваряется и подготавливается рядом частично опровергающих друг друга и частично дополняющих это повествование речей, насыщенных такими ситуативными подробностями, как сбивающая пафос икота Аристофана, забавные препирательства по поводу ораторских способностей и отношений между говорящими. Нельзя пренебрегать как случайностью и самой ситуацией пира, где ораторы собрались произносить речи лишь потому, что, бурно проведя предыдущее время, просто неспособны больше пить - а следовательно, все эти речи произносятся и слушаются отнюдь не в трезвом, располагающем к высшей ясности, состоянии и в конце концов непосредственно после речи Сократа прерываются приходом Алкивиада, берущегося за повествование о Сократе-любовнике, где высокое переплетается с низким, «после чего пили уже без разбора». Здесь же, в «Пире», ярко проявляется и еще один аспект отношения Платона к искусству. Можно заметить, что часто в своих диалогах в самый ответственный для понимания учения момент он полностью оставляет в стороне всякую, даже встроенную в художественную форму логическую аргументацию и переходит к прямому изложению мифа. Так происходит здесь в речи Сократа, так же происходит в «Федоне» в решающий момент доказательства бессмертия души. В эти решающие моменты платоновский Сократ всякий раз говорит: «я расскажу вам миф» - и эти мифы в корне отличны от аллегорий, растолковывающих учение в образах и присутствующих у Платона наряду с мифами - как, например, знаменитый «символ пещеры» из «Государства». Миф является той самой «боговдохновенной» формой искусства, которую Платон не отрицал, хотя, казалось бы, ставил ниже философии. Тем не менее он прибегает к нему именно там, где философская аргументация оказывается бессильной, всякий раз на практике ставя его выше философии. Когда Платон переходит к изложению мифа, он никогда не настаивает на буквальной вере в него. Он предлагает его как некую версию, одну из возможных, которая в качестве версии могла бы что-то объяснить. Миф может быть правдой в двух смыслах: с одной стороны, он претендует на то, что правдиво описывает некое конкретное событие - но именно в этом смысле он потому и миф, что никак проверить эту правдивость невозможно (над этой стороной мифа Платон устами Сократа иронически посмеивается). С другой стороны, описание события значимо в мифе не само по себе, а поскольку передает правду о мире в целом - но не посредством аллегории или метафоры - переноса значения с одного предмета на другой, т.е. явной лжи,- а посредством описания целого через неотъемлемый признак или постоянное проявление. И как таковой миф ценен потому, что, говоря о сомнительной части, тем не менее раскрывает правду о мире в том целостном виде, какого никогда не добиться путем последовательного рассуждения, так как истина мира, по Платону, есть то, что сразу и непосредственно усматривается, а не постигается постепенно, путем анализа. Это происходит потому, что эта истина есть истинное бытие, которое можно созерцать умственным зрением, но определить в разрозненных словах невозможно. Говоря об истине как о предмете созерцания, Платон впервые отчетливо формулирует то, что стало пониматься как основа всего греческого мировоззрения, по выражению С. С. Аверинцева, являющего собой «усмотрение форм»54. И фактически он является автором первой развернутой эстетической теории, поскольку эстетика говорит о форме - пусть в данном случае речь идет о форме отнюдь не обязательно чувственно воспринимаемой.

Великий древнегреческий философ Платон (427 - 347 гг. до н. э) создал систему объективного идеализма, характеризующуюся охватом широкого круга явлений окружающей действительности, разработкой вопросов диалектики, гносеологии, этики, эстетики, воспитания.

В свете рассмотрения истории развития эстетической мысли чрезвычайно важными видятся представления Платона о прекрасном.

Рассмотрению этой категории посвящен диалог «Гиппий Больший». В диалоге Платон стремится найти то, что бывает прекрасным для всех и всегда. Он ищет ответ не на вопрос «что прекрасно?», а на вопрос «что есть прекрасное?», пытаясь охарактеризовать самую сущность красоты.

Платон сталкивает в своем произведении двух персонажей: Гиппия и Сократа. Гиппий - это реальное лицо, один из известных философов-софистов; в этом диалоге он представлен как недалекий, но очень уверенный в себе человек. Гиппий и Сократ всесторонне анализируют прекрасное, пытаясь сочетать утилитарное, сенсуалистическое и этическое определения. К окончательному определению они так и не приходят, но сам анализ прекрасного, всесторонний и диалектичный, чрезвычайно полезен.

Сократ действует методом наведения и старается подвести своего собеседника к правильному пониманию проблемы.

На вопрос Сократа «Что есть прекрасное?» Гиппий отвечает: «Прекрасная девушка». Это исходный момент исследования - утверждение: прекрасное единично и конкретно. Но прекрасное еще и всеобще, и Сократ подчеркивает это в своем возражении Гиппию: «...а прекрасная кобыла, которую даже бог прославил в известном изречении, разве не есть что-то прекрасное?». Это указывает на поговорку: «Из городов - самый красивый Аргос, из лошадей - фракийские, из женщин - спартанские». Тем самым прекрасное характеризуется еще и как наилучшее, наисовершеннейшее в своем роде. Для Сократа прекрасное многообразно: «...а прекрасная лира.., а прекрасный горшок разве не есть что-то прекрасное?». Он подводит собеседника к выводу: прекрасное - общее, проявляющееся через единичное; конкретность, обладающая всеобщностью.

Гиппию кажется неудобным ставить в один ценностный ряд женщину и горшок. Тогда Сократ вводит идею степени красоты и для определения степени красоты предмета сопоставляет его с другими предметами. Сократ вспоминает изречение Гераклита: «Из обезьян прекраснейшая безобразна, если сравнить ее с человеческим родом... Из людей мудрейший по сравнению с богом покажется обезьяной - и по мудрости, и по красоте, и по всему остальному» и иронически обращает это изречение против оппонента: «Прекраснейший из горшков безобразен в сравнении с породой девичьей, как утверждает мудрец Гиппий.» Но ведь и девушка, говорит Сократ, окажется безобразной, если ее сравнить с богиней. Сократ заводит Гиппия в тупик: последнему приходится согласиться с тем, что одно и то же может быть и прекрасным и безобразным.

Гиппий ищет эталон прекрасного и предполагает, что это золото, на которое обменивается все. Ведь надо найти такое прекрасное, такое «само прекрасное, которое красит и все прочее и от которого все оказывается прекрасным». А золото именно таково. Однако Сократ выражает сомнение: ведь Фидий сделал прекрасную скульптуру Афины не из золота, а из слоновой кости. Более того, в сочетании с глиняным горшком прекрасна фиговая ложка, а золотая безобразна.

Сбитый с толку, Гиппий догадывается, чего хочет от него Сократ: «Ты ищешь для ответа нечто такое прекрасное, что никогда, нигде и никому не могло бы показаться безобразным». Но, правильно почувствовавши намерение Сократа, он все еще продолжает блуждать в своих определениях.

Тогда, может быть, прекрасное - это обыденное, нормальное, общепринятое, веками сложившееся и освященное традициями течение жизни? «...Я утверждаю, - говорит Гиппий, - что всегда и везде прекраснее всего для каждого мужа быть богатым, здоровым, пользоваться почетом у эллинов и, достигнув старости и устроив своим родителям, когда они умрут, прекрасные похороны, быть прекрасно и пышно погребенным своими детьми». Сократ замечает, что здесь не учитывается, что прекрасным может быть исключительное: ведь на героев, рожденных бессмертными богами, и на самих богов определение, предложенное Гиппием, нераспространимо, а им нельзя отказать в красоте. Тогда возникает суждение: прекрасное - уместное, подходящее, пригодное. Но Сократ напоминает, что существует пригодное для совершения зла. Тогда не есть ли прекрасное то, что пригодно к совершению добра, то есть полезное? Это определение также отвергается: «Определение прекрасного, будто оно есть полезное... вовсе не есть самое прекрасное определение» (различение полезного и прекрасного принадлежит персонажу платоновского диалога. Реальный же Сократ считал, что полезное прекрасно для того, для чего оно полезно).

Интереснее всего анализ шестого ответа: «Прекрасное есть приятное, испытываемое через зрение и слух». В диалоге Платона возникает сенсуалистическо-гедонистический подход, утверждающий, что прекрасное - источник особого удовольствия: «...прекрасное - это приятное благодаря слуху и зрению», а «приятное, связанное со всеми остальными ощущениями, получаемыми от пищи, питья, любовных утех» выносится за пределы прекрасного .

Платон различает физически и духовно прекрасное и в уста Сократа вкладывается вопрос: разве прекрасные действия и законы бывают нам приятны через слух и зрение? Здесь идет уже собственно платоновское изложение проблемы и предпринимается попытка сочетать утилитарное, сенсуалистически-гедонистическое и этическое определения: прекрасное - «удовольствие, которое полезно», а полезно «то, чем производится добро».

Но Платон различает добро и красоту. Его Сократ говорит: «...ни благо не может быть прекрасным, ни прекрасное - благом, если только каждое из них не есть нечто иное».

Спор Гиппия и Сократа не приводит к окончательному определению прекрасного. Но в ходе дискуссии прекрасное всесторонне анализируется, а ее вывод - заключительная фраза диалога: «Прекрасное - трудно».

В диалоге «Пир» Платон пишет: Прекрасное существует вечно, оно не уничтожается, не увеличивается, не убывает. Оно ни прекрасно здесь, ни безобразно там... ни прекрасно в одном отношении, ни безобразно в другом».

Перед познающим его человеком прекрасное «не предстанет в виде какого-то облика, либо рук, либо какой иной части тела, ни в виде какой-либо речи, либо какой-либо науки, ни в виде существующего в чем-либо другом в каком-нибудь живом существе или на земле, или на небе, или в каком-либо другом предмете...». Прекрасное выступает здесь как вечная идея, чуждая изменчивому миру вещей. Такое понимание прекрасного вытекает из философской концепции Платона, утверждавшей, что чувственные вещи - тени идей. Идеи же - неизменные духовные сущности, составляющие истинное бытие .

В диалоге «Филеб» Платон утверждает, что красота не присуща живым существам или картинам, она - «прямое и круглое», то есть абстрактная красота поверхности тела, форма, отделенная от содержания: «...я называю это прекрасным не по отношению к чему-либо..., но вечно прекрасным самим по себе, по своей природе».

По Платону, красота не есть природное свойство предмета. Она «сверхчувственна» и неприродна. Познать прекрасное можно, только находясь в состоянии одержимости, вдохновения, через воспоминание бессмертной души о том времени, когда она еще не вселилась в смертное тело и пребывала в мире идей.

Восприятие красоты доставляет особое наслаждение. Платон раскрывает свое понимание пути познания красоты. Персонаж его диалога мудрая женщина Диотима излагает «теорию эроса» (сверхчувственного постижения красоты). Эрос - мистический энтузиазм, сопровождающий диалектическое восхождение души к идее прекрасного; это философская любовь - стремление к постижению истины, добра, красоты. Платон намечает путь от созерцания телесной красоты (нечто незначительное) до постижения красоты духовной (наивысший этап познания красоты - постижение ее через знание). По Платону идею красоты человек познает, только в одержимом состоянии (= вдохновении). Вечное и бессмертное начало присуще смертному человеческому существу. Для приближения к прекрасному как к идее необходимо воспоминание бессмертной души о том времени, когда она еще не вселилась в смертное тело .

Во всех диалогах, посвященных проблеме прекрасного, Платон разъясняет, что предметом прекрасного является не то, что лишь кажется прекрасным, и не то, что лишь бывает прекрасным, а то, что по истине есть прекрасное, т.е. прекрасное само по себе. Сущность прекрасного, не зависит от случайных, временных, изменчивых и относительных его проявлений.

Прекрасное существует не в этом мире, а в мире идей. Другими словами, способность понимать прекрасное Платон выводил из присутствия в человеке чистой идеи.

«Идея» по Платону - это причина, источник бытия, образец, взирая на который творят мир вещей, цель, к которой, как к верховному благу стремится все существующее. В чем-то «Идея» Платона сближается со смыслом, который это слово, получило в обычном обиходе. «Идея» - это не само бытие, а соответствующее бытию понятие о нем, мысль о нем. Это обычный смысл слова «идея» в нашем мышлении и в нашей речи, где «идея» значит именно понятие, замысел, руководящий принцип, мысль и т.п.

Тот, кто последовательно поднимается по ступеням созерцания прекрасного, «увидит нечто прекрасное, удивительное по своей природе». Этой характеристики достаточно, чтобы установить ряд важных признаков платоновского определения прекрасного и вместе с тем признаков каждого «вида», каждой «идеи». Эти признаки - объективность, безотносительность, независимость от всех чувственных определений, от всех условий и ограничений пространства, времени и т.д. Платоновское прекрасное есть «идея», в специфически платоновском смысле этого понятия, т.е. истинно сущее, сверхчувственное бытие, постигаемое одним только разумом.

«Идея» прекрасного, т.е. прекрасное само по себе, истинно сущее прекрасное не подлежит никакому изменению или превращению. Она и есть вечная сущность, всегда равная самой себе. Постижение «идеи» прекрасного представляет труднейшую задачу. Прекрасное как «идея» вечно. Оно ни возникает, ни уничтожается, ни увеличивается, ни убывает, оно находится вне времени, вне пространства, ему чужды движения, изменения. Оно противостоит красоте чувственных вещей, следовательно, чувственные вещи не являются источником красоты.

Чувственные вещи, названные прекрасными возникают и погибают. Прекрасное неизменно, чувственные вещи изменчивы. Прекрасное не зависит от определений и условий пространства и времени, чувственные вещи существуют в пространстве, возникают, изменяются и погибают во времени. Прекрасное едино, чувственные вещи множественны, предполагают дробность и обособление. Прекрасное безусловно и безотносительно, чувственные вещи всегда стоят под теми или иными условиями.

По Платону реально существует не чувственный предмет, а лишь его умопостижимая, бестелесная, не воспринимаемая чувствами сущность. Учение Платона - объективный идеализм, т. к. «идея» существует сама по себе, независимо от многочисленных одноименных предметов, существует как общее для всех них.

Из этого следует, что способ постижения прекрасного - не художественное творчество и не восприятие художественного произведения, а отвлеченное умозрение, созерцание через посредство разума.

Платон связал эстетическую категорию прекрасного с философскими категориями бытия и познания и с этической категорией блага.

Идею блага Платон ставил превыше всего. Для него благо было причиной всего прекрасного как в мире, так и в жизни людей. Так, мир познаваем благодаря благу. Благо, по Платону, это - мировой принцип.

Когда Платон заговаривает об общих закономерностях бытия чувство реальности неотступно владеет им. В искусстве Платон тоже видит свои закономерности, что позволяет нам еще раз подметить его стремление к объективности в вопросах эстетики.

Когда Платон захотел очертить предмет своей эстетики, он назвал ее ни больше, ни меньше - любовью. Философ считал, что только любовь к прекрасному открывает глаза на это прекрасное и что только понимаемое как любовь знание есть знание подлинное. В своем знании знающий как бы вступает в брак с тем, что он знает, и от этого брака возникает прекрасное потомство, которое именуется у людей науками и искусствами.

Любящий всегда гениален, т.к. он открывает в предмете любви то, что скрыто от всякого не любящего. Обыватель над ним смеется. Но это свидетельствует только о бездарности обывателя. Творец в любой области: в личных отношениях, в науке, искусстве, в общественно-политической деятельности, - всегда есть любящий. Только ему открыты новые идеи, которые он хочет воплотить в жизнь и которые чужды не любящему. Так художник, испытывая любовь к предмету искусства и видя в нем то, что сокрыто от других (иными словами, воздействуя на предмет искусства), в процессе акта творчества создает нечто прекрасное, или, точнее, его копию.

художник = любовь = предмет искусства = акт творчества = прекрасное

Суть любви в движении к благу, прекрасному, счастью. В этом движении есть свои ступени: любовь к телу, любовь к душе, любовь к благу и прекрасному.

В Античной Греции социальные проблемы стали предметом интереса достаточно рано. Это связано с тем обстоятельством, что постоянная неудовлетворенность условиями своего социального бытия заставляет людей искать пути совершенствования общественных (экономических и политических) отношений, создавать проекты идеального государственного устройства.

Хотя первые попытки обсуждения социальных проблем были заметны в поэмах Гомера (Y111 в. до н.э.) и у ранних античных философов, по-настоящему проблемы человека и общества стали предметом интереса древнегреческих мудрецов в Y в. до н.э., начиная с софистов, которые в центр своего философского учения ставивили человека,например , Протагор говорил так: «Человек есть мера всех вещей…» и Сократа убежденного в другом: а именно в том, что существует истина сама по себе, не зависящая от того, что тот или иной человек думает о ней. Позиция Сократа была развита в работах его учеников, наиболее известным из которых был великий древнегреческий философ Платон (ок.428 – 347 гг. до н.э.).

Эстетическая концепция Платона не может быть полно освещена без учета ее социально-политического аспекта. Универсальность и широта истолкования эстетического феномена в миросозерцании античного мыслителя несомненны. Государственные уложения обосновываются общим метафизическим построением. Красота, Истина, Справедливость и Благо – исходные принципы законов человеческого общежития. Диалоги Платона актуально ориентированы социальной жизнью. Философия Платона инструментальна – она создается как проект общественного преобразования. В социальной конструкции мыслителя слились воедино критическая оценка действительности и активно-планирующая деятельность фантазии. Открытый мир «разумной» всеобщости стремился к установлению порядка. Бурная история Афин того времени давала для этого все снования.

Противоречия и волнения политической жизни, поражение демократии, нарастание стихийных сил, влиявших на жизнь полиса, естественно, усилили тягу в обществе к устойчивости. Казалось, что в социальной нестабильности и неуравновешенности гибнет все лучшее, созданное греческим миром. Опору в борьбе за общественную консолидацию Платон нашел в аристократических идеалах. Авторитаризм политической концепции подкреплялся и чисто философским положением о вневременности блага. Государство проектировалось в соответствии с вечным божественным образцом, с минимальными тенденциями к изменениям, управляемое волей философа-мудреца, постигшего благо. Жизни искусства в Афинах не составляла исключения из правил; процессы общего развития были здесь представлены с достаточной полнотой и, что чрезвычайно интересно, осмыслены Платоном в социальных категориях.

Уже первые диалоги Платона об искусстве (См: «Ион») оставляют противоречивое впечатление. Восхищаясь божественной силой, одержимостью художника, мыслитель всячески ограничивает его социальные возможности. Ион – рапсод, певец Гомера и даже сам великий Гомер не управляли городами, не выигрывали войн, не состязались на колесницах; значит, не было у них знания справедливости, силы реального мастерства. Деятельность врача, возницы, ремесленника более оправдана практически, чем деятельность художника, так как в их искусстве есть знание идеальных форм и их достаточно точное воспроизведение, повторение в конкретных предметах. Платон все еще пользуется свойственным греческой эстетике широким значением понятия «искусство», обозначавшим высокую степень мастерства любой человеческой деятельности. Но «бог нарочно пропел прекраснейшую песнь устами слабейшего из поэтов» (История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т.1.-М.: 1962. – С. 139). Что это означает?

Диалоги «Ион» и «Государство» фиксируют противоречие в суждениях Платона об искусстве: поэт не выдерживает конкуренции с врачом, ремесленником, военноначальником, так как их деятельность реально-практически значима и построена на подражании идеальным формам, близким к роду их деятельности. Творчество художника повторяет прежде всего не мир идей, а реальный исторический процесс.

Есть два вида творчества, отмечает Платон, - божественное и человеческое. Божественный созидатель производит два вида вещей: во – первых, реальные предметы – животных, растения, землю, воздух, огонь и воду – и, во-вторых, копии этих оригиналов – «те (образы) которые бывают во сне и днем и называются самородными представлениями, например, тень, когда при огне является тьма» (Платон. Софист,267d // Платон. Соч. ч.V - C. 571), или отражения, появляющиеся на полированных, блестящих поверхностях. В отличие от этих божественных творений имеются два вида человеческих изделий: во-первых, реальные вещи, такие, как дома, и, во-вторых, изображения этих фактических изделий – например, рисунок дома, как бы своеобразный, созданный самим человеком «сон для бодрствующих» (Там же). Далее, второй вид человеческих изделий тоже, в свою очередь, подразделяется. Есть похожие изображения и такие, которые только кажутся похожими. К первой группе относятся точные копии с оригиналов, ко второй – фантомы, в которых таиться нечто ложное. Именно эта категория подобий или фантомов интересует его в диалоге «Софист», где он выступает с критикой софистов, и стрелы его критики направлены в первую очередь против фантастических, а не похожих изображений.

Как подражание, искусство обращено к видимости и не отвечает критерию «искуссности», высокой степени мастерства, в чем проявляется господство человека над материалом – созидание в соответствии с идеальным миром «форм»; поэтому живописец, рапсод занимает нижнюю ступень в иерархии человеческй деятельности, над ними располагаются ткацкое искусство, вышивание, зодчество, изготовление других хозяйственных принадлежностей (Платон . Парменид, Федон, Федр, Пир // Платон. Соч. в 3-х томах, Т.2.-М.,1968) и многое другое.

Однако искусство рапсода боговдохновленно; мусическое искусство – самое значительное, по мнению Платона, в воспитании. Оно глубоко проникает в человеческую душу, сильней всего захватывает ее. Мусическое искусство – посредник между человеком и истинной. В ряду бог – поэт – рапсод – зритель художник оказывается посредником, через него благо влечет душу зрителя. Мусическое искусство постигает прекрасное вообще, прекрасное само по себе, оно путь к истинному знанию. Последнее в системе Платона имело наивысшее значение. Истина сама по себе не доступна практическим, несамоценным, подражательным ремесленным искусствам, для них важно внешнее сходство с формой, ориентация на практическую, утилитарную потребность. Мусические (музыка, поэзия, танец) и неподражательные, умозрительные искусства (философия, геометрия) причастны к всеобщему и истинному знанию. С этой позиции все практические искусства отступают, пропуская на более высокую ступень боговдохновленное творчество.

Попытка одновременно унизить и возвысить искусство или, во всяком случае, преувеличить значение одних искусств за счет других должна найти свое объяснение. Дело в том, что главным критерием оценки искусства, его роли и места в обществе был у Платона социально-политический принцип единого, целостного социума, своего рода воплощения единого блага. Историческим аналогом и прообразом этой утопии служил мир старого недифференцированного античного полиса, где черты родового единства и общности абсолютно преобладали. Всякое реальное выражение расчлененности, индивидуальности, дифференциации вызывает сопротивление и негативную реакцию, а все, что соответствовало утверждению социально-политического идеала, оказывалось истинным и достойным. Совпадение гносеологических и политических критериев здесь очевидно, но подобная установка и явилась причиной противоречивого отношения к искусству.

Практически плезная деятельность ремесленника, врача поэта, военноначальника признается более высокой, чем искусство поэта, так как она хранит в себе целостно-практические следы искусства как высшей меры всякой деятельности. Труд правителя – философа мудреца занимает высшую ступень в разряде искусств практическо жизненно ориентированных: «Пока в городах … не будут философы царствовать или нынешние цари и властители – искренно и удовлетворительно философсвовать, пока государственная сила и философия не совпадут в одно … дотоле … человеческий род не жди конца злу …» (Платон. Парменид, Федон, Федр, Пир. // Платон. Соч. в 3-х томах. Т.2.-М.: 1968. – С.284). Искусство мудреца и наиболее истинно, так как философия – это среда, где живущий в мире видимости человек ближе всего подходит к идеальному миру, красоте, благу.

Поэты – мастера лжи, иллюзионисты – достойны изгнания. Платон гн приемлет возникшего и к его времени уже набравшего силу «чистого» искусства, не приемлет по социально-практическим соображениям. Цель разумного государства – реставрация целостности, было целостности античного полиса, разрушенной новыми веяниями. Как образованнеший грек, Платон не мог не знать, что искусство скульптуры или трагедии объединяют людей в их мыслях, чувствах и поступках. Сила художественного творчества всегда находила отклик в его душе. Но он не счител это единение истинным. Культ Диониса и выросшая на его основе трагедия лишь иллюзорно, искусственно воссоздает целостность социума, вне тех всеобщих жизненно-практических задач, которыми живет общество. Выделение искусства в самостоятельную специфическую сферу сздает пустое удвоение, иллюзорное подражание жизненно важной деятельности. Платон же всеми силами стремится утвердить реальный синтез искусства с практическими формами социальной жизни .

эстетическое воспитание

Платон, судя по материалам его творчества, несколько меняет негативную оценку многих «подражательных» искусств. Это связано, прежде всего с тем, что обновление государства связывалось мыслителем с озоровлением человеческой души. Истинная политика, по Платону – прежде всего воспитание, и здесь искусство, воздействующее на человеческую душу, - незаменимое средство. Причем искусство как средство воспитания в равной степени сотноситься как к взрослым слоям населения, так и детям.

Платон считал, что процесс воспитания детей должен включать в себя в основном непосредственное и бессознательное восприятие образов и навыков и в меньшей степени – сознательное познание идей и фактов. В Программе воспитания, рекомендуемой Платоном в его «Государстве» и «Законах», он в значительной мере базировался именно на такой возможности бессознательного восприятия манер и вкуса, на впечатлительности молодой души при наличии в ней основного духовного начала. « Повторяемо с юности, оно (подражание) переходит в нрав и природу, отпечатлевается и в теле, и в голосе, и в уме» (Платон. Государство.Кн.3-я,395d // Платон. Соч..Ч.3-я.-С.161), - говорит Платон. В этом случает он обращает внимание на тот способ, благодаря которому правильные привычки приличного поведения могут быть привиты и остаться на все жизнь. «Ритм и гармония особенно внедряются в душу весьма сильно трогают ее и делают благопристойною…» (Там же, 401d? C/172 – 173). Платон утверждает, что процесс воспитания юношества не похож на укладку обуви в дорожный сундук; он больше напоминает выгон скота на пастбище, ибо подразумевает усвоение ребенком жизненно важной для его роста пищи. Тело и дух растут в зависимости от своего питания. Человек неизбежно вырастает подобным тому, чем он пользхуется, будет ли то хорошим или плохим, - хотя ему, может быть, и неудобно признаться в этом (Платон. Законы, кн.II, 656 // Платон . Полн. Собр. творений, т.ХIII/-C.55). Для воспитания вкуса и воображения у детей таким естесственно-бессонательным путем Платон вырабатывает определенные строгие запреты и не менее строгие предписания. Половина времени и внимания детей должна быть посвящено танцам, пению и слушанию народных мифов.

Учение о процессе воспитания созданное Платоном, положено им в основу его рекомендаций об изменениях в поэзии, которую следует преподавать молодым афинянам. Песни зачаровывают душу (Там же, 659, С.60), говорит он. Так как искусство обладает магической силой а юные умы слишком податливы, государству же требуются крепкие души и тела, то определенные поэтические произведения должны быть сокращены и даже изъяты. Прежде всего следует попросить ответственных руководителей государства подготовить издание Гомера с необходимыми купюрами, так как Гомер занимает ведущее место в поэтической литературе. Теперь мы уже знаем, что все хорошее всегда прочно, уравновешенно и едино в своей сущности (Платон. Государство,кн.II, 380-381 // Соч. ч.III, С.133).

По мнению Платона, мифы Гомера должны быть очищены и выправлены так, чтобы дети могли правильно представлять себе нормы поведения и усваивали эти мифы в нормальных пропорциях. Однако не только содержание мифов, но и внешние формы поэзии и музыки должны регулироваться в соответствиии с философскими взглядами Платона. Форма произведений искусства также важна, как и их содержание. Ритмы м мелодии, а также платические позы могут благодаря присущим им свойствам ослаблять и нарушать собранность и единство человеческо организма. Как мы уже знаем, они способны вызывать смешанное чувство удовольствия, а смешанные чувства способны изматывать человека и ослаблять цельность человеческой души. Поэтому лидийский лад в музыке, который расслабляюще нежен (Там же, кн.III, 398-399, С.166-167), и сложные лады, нарушающие устойчивость и единство духа, должны быть запрещены. Платон опасается пагубного влияния чересчур многообразных эффектов, в частности флейт и всех «многострунных и многогармоничных инструментов» (Там же, 399с, С.168), а также программной музыки явно подражательного типа, потому что они акцентируют одну часть за счет совершенного целого и возбуждают человека своей новизной и неожиданностью, вместо того чтобы плавно вплетаться в прозрачную ткань музыки. Такая музыка, воздействуя на развивающийся организм, не формирует, а разлагает его. Платон считает, что слишком сложный и эффективный стиль в музыке, поэзии и танцах подобен жирной и чересчур острой пище для тела: она ведет к несварению желудка и общей слабости. Вычурным формам искусства, как и прирожденным артистам, которые могут изобразить любой характер, любую эмоциональную крайность, ситуацию или сценический штамп, не находится места во взглядах Платона по начальному воспитанию. Музыка и танцы должны быть двух типов: фригийского, воинственного и бодрящего, и дорийского, отрезвляющего и успокающего (Платон . Государство, кн.III, 399 // Соч., ч.III? C.167).

Платон считал, таким образом, что мудрый государственный деятель узнает и использует магическую силу искусства для формирования хороших граждан. На место отрицаемой Платоном драмы можно, - отмечал Платон В «Государстве», - создавать для детей заранее планируемую красивую окружающую обстановку: прекрасные здания, сады, вазы, вышитую одежду (Там же, 491, С.172 – 173). Эти формирующие вкус зрелища следует сочетать с одинаково формирующими вкус звуками: необходима воинственная музыка, которая будет вникать в самое сердце детей и вдохновлять их на подвиги, и в противовес ее возбуждающему действию – спокойные, умиротворяющие хоры, восхваляющие богов и делающие подрастающее поколение дисциплинированным, справедливым и почтительным. Все эти полезные виды искусства, взятые вместе, могут быть названы благоприятными ветрами, нежно овевающими впечатлительные детские души (Там же). Как железо смягчается и куется огнем, так и страсти смягчаются и направляются в полезное русло умелым применением гармоний (Платон. Законы, кн.II,671 // Платон. Пол. Собр. творений, Т.ХIII. –С.75-76).

Истинная политика, - по Платону, - прежде всего воспитание, и здесь искусство воздействущее на человеческую душу, - незаменимое средство. Совершенство гражданина – главный тезис Платона в критике афинской демократии. Платон-реформатор вовсе не думает о восстановлении былого равенства. Реальная социальная дифференциация греческого общества нашла свое выражение в «Природном» обосновании неравенства свободных (рабы как простая живая сила не идут в счет в социальной реорганизации). Платон, исходя из того, что высшей из идей является идея блага, а сответственно ее воплощению на земле, как высшей справедливостью должно стать идеальное государство Платон планирует образование трех неравных в численном и социальном отношении классов.

По мнению Платона, в душе человека есть три начала: вожделеющее, страстное и разумное. Преобладание в конкретном человеке соответствующей части души представляет ту общественно необходимую функцию, которую он обязан выполнять. В совершенном государстве Платона есть три класса людей, которые образуются в соответствии с выполняемыми функциями и пополняются людьми, по характеристикам души предназначенными к выполнению конкретной функции.

Первый (низший) класс образуется людьми, в которых преобладает вожделеющее начало души. Они предназначены для обеспечения материальных потребностей общества. Это класс крестьян, ремесленников, купцов. Представители низшего класса могут создавать семьи и владеть собственностью. Но они обязаны подчиняться высшим классам. Основная добродетель низшего класса – умеренность. Искусство низшего класса с социально-разграничительной точки зрения оценивается низко. В будущем государстве не планируется особое воздействие мусических искусств на эту часть населения. Сфера их общения с искусством ограничена формами и смыслом практически ориентированных предметов и ритуалом народного праздника.

Платон-практик хорошо знает, что на самом деле толпа уже давно и прочно связана с «подражательными» искусствами. Вся сила сарказма античного мыслителя обрушилась на толпу и художника. Толпа представлена как распустившаяся часть общества, проводящая чвое время в бесцельных иллюзорных наслаждениях. Художник подвергнут критике за потакание низменным сторонам души зрителя, за уход в описание болезненных и противоречивых чувств, неблагродных поступков. Больше всего достается искусству трагедии и комедии, которые позволили себе говорить о партикулярных склонностях индивида, противопоставлять индивидуально-разумное общественно-пизнанному.

В будущем государстве Платона сила истинного эстетического воздействия мусического искусства не отрицается. Главное – подчинить эту силу нравственному идеалу и обратить ее к должным слушателям. Таковыми прежде всего являются представители второго класса идеального государства Платона.

Второй класс составляют люди, в душах которых преобладает страстное начало. Это стражи, воины. Они выполняют функции защиты государства. Стажами могут быть как мужчины, так и женщины. Но стражи не могут иметь семьи или обладать собственностью. Дети и имущество у них общее. Основная добродетель стражей – мужество. Воспитывать мужество можно спортом и мусическим искусством. Стражей общества будут держать в неведении зла, и поэтому искусства, обязательные для них, подвергаются строгой регламентации. Мусическое триединство выступает в первоначальном синтезе танца, музыки и поэзии (их реально происшедшее разделение отвергается). Эпическая и трагическая поэзия обвиняются в снисхождении к страстям темной стороны человеческой души, у воина же не должно быть другой страсти, кроме любви к справедливости. Поэтому изгоняется комедия, а трагедия, эпика, поэзия, музыка должны подвергаться соответствующим купюрам. Все, что в искусстве способствует утверждению светлой, разумной части человеческой души, сохраняется, что не соответствует интересам рационально-этически организованного общества – изгоняется. Искусство не цель, а средство, оно важнейшее средство воспитания в духе принципов социальной общности.

Высший класс в платоновском государстве образуют правители – философы. У философов преобладает разумная часть души. Философ – тот, кто знает идеи, и прежде всего идею блага. А значит, он предназначен для того, чтобы повелевать, ибо ему известно, что есть добро, а что – зло. Все граждане государства должны беспрекословно выполнять указания философов. Как и стражи, философы лишены семьи и собственности, вся жизнь их посвящена служению истине и государству. Основная добродетель философов – мудрость. Для них открыта истинная реальность – сфера красоты, истины и блага; в воспитании правителя наибольшее значение имеют умозрительные искусства – философия и геометрия. Малочисленная социальная группа мудрецов и есть действительный, реальный арбитр, от которого зависят судьба всех людей и всех искусств.

Таким образом, у Платона концепция идеального государства как и мира в целом была построена еще не как научная теория, а скорее как мифологическая конструкция, и методами, близкими по своей форме скорее к искусству, вернее, к драматическому искусству. Строго научную форму и стиль исследования эстетика впервые получила в трудах Аристотеля. "Читая "Пир" и "Федра", – пишут исследователи истории эстетики К. Гильберт и Г. Кун, – мы изучаем искусство с помощью искусства; читая же "Поэтику" и "Политику", мы изучаем искусство с помощью науки"[i].

[i] Гильберт К., Кун Г. История эстетики/Перевод с английского.– М.: Иностранная литература, 1960.– С. 74.