Меню
Бесплатно
Главная  /  Забота о себе  /  Житие сергия радонежского в пересказе бориса зайцева. Житие сергия радонежского в пересказе бориса зайцева Житие сергия радонежского художественные средства

Житие сергия радонежского в пересказе бориса зайцева. Житие сергия радонежского в пересказе бориса зайцева Житие сергия радонежского художественные средства

«Житие Сергия Радонежского» было написано Епифанием Премудрым в 1417-1418 годах. Сергий Радонежский играл значительную роль в политической и церковной жизни Руси второй половины XIV века и сумел своими благочестивыми делами сыскать себе высочайший нравственный авторитет. Мудрый и добродетельный Сергий принимал активное участие в разрешении политических проблем Отечества. В частности, он всецело поддерживал объединительные усилия Москвы для возвеличивания и укрепления Русского государства. Особое значение имело благословение Дмитрия Донского накануне Куликовской битвы.

Признавая Сергия «угодником Божьим», Епифаний Премудрый тем самым освящал и возвеличивал личность и политические взгляды Сергия Радонежского, которые в тот период междоусобных распрей на Руси разделялись далеко не всеми.

Основой «Жития...» являются чудесные происшествия, происходившие в жизни Сергия с самого раннего детства, а если вчитаться. то и до рождения младенца, который, находясь ещё в утробе матери, издал троекратный глас во время богослужения в церкви.

Епифаний Премудрый стремился, по мнению крупного исследователя литературы Древней Руси Н.К. Гудзия, к «возможно большей фактичности и документальности изложения», но в тексте «Жития...» есть и лиризм, и человеческая теплота, и яркие, неожиданные для литературы подобного рода в Средние века образно-выразительные средства. Постижение художественных достоинств текста позволяет нам испытать чувство гордости за литературу Древней Руси, убедиться в таланте древнерусских авторов.

  1. Каким вы представляете себе автора «Жития Сергия Радонежского»? Почему Епифаний был назван Премудрым?
  2. Объясните, почему Епифаний Премудрый решил написать «Житие Сергия Радонежского».
  3. «Житие Сергия Радонежского», как и вообще жития в литературе Древней Руси, проповедует добро, милосердие, сострадание.

    Продолжите начатый ряд, выписывая из данных в учебнике глав слова и словосочетания, но смыслу связанные с темой любви, добра: добродетельный...

  4. В употреблении эпитетов Епифаний Премудрый очень сдержан. Чаще других он использует эпитет «великий». К кому и к чему он относится?

    «Житие Сергия Радонежского» - это повесть о выборе человеком пути. «Путь» - слово многозначное: это полоса земли, служащая для езды и ходьбы, дорога; это место для прохода, проезда; это путешествие, поездка, передвижение; путь - это направление, маршрут; наконец, это польза, прок, толк. Так определил значение слова «путь» В.И. Даль.

  5. Сформулируйте тезис о том, в чём вы видите различие для человека пути географического и духовного. О каком пути - духовном или географическом - идёт речь в отрывках а, б, в:
    1. «И ты, младенец, наречёшься пророком Всевышнего, ибо предъидешь пред лицом Господа - приготовить пути Ему, дать уразуметь народу Его спасение в прощении грехов их, по благоут-робному милосердию Бога нашего, которым посетил нас Восток свыше, просветишь сидящих во тьме и тени смертной направить ноги наши на путь мира» (Евангелие от Луки);
    2. «Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его, и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе: ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его. Он встал, взял Младенца и Матерь Его ночью и пошёл в Египет» (Евангелие от Матфея);
    3. «Затем утром на следующий день призывал он к себе провинившихся; но и здесь не сразу запрещал им беседы, и с яростью не обличал их, и не наказывал их, но издалека, тихо и кротко, как будто притчи рассказывая, говорил с ними, желая узнать их прилежание и усердие к Богу. И если был брат покорным, и смиренным, и горячим в вере и в любви к Богу, то вскоре, поняв свою вину. со смирением он падал и склонялся перед Сергием, умоляя простить его. Если же был брат непокорным, с сердцем, исполненным помрачением бесовским, и стоял, думая, что не о нём говорит святой, чистым себя почитая, пока преподобный терпеливо обличал его, как сказано: „Пусть накажет меня праведник и милостью своею пусть обличит меня", - то на такого непокорного брата шумен епитимию накладывал, потому что не понял своей вины и не осознал своих грехов; и так провинившегося, на путь исправления наставив, он отпускал» («Житие Сергия Радонежского»).
  6. Какими эпитетами характеризуется победа на Куликовом поле?
  7. Выпишите слова и словосочетания, в которых проявляется отношение автора к врагам Руси.
  8. В каком значении во фразе «Крестоносная хоругвь долго гнала врагов, множество бесчисленное их убивая...» употреблено слово «хоругвь»? Проверьте себя по краткому толковому словарю 1 .
  9. Расскажите подробно, как в «Житии...» передана скорбь но поводу кончины святого Сергия Радонежского.
  10. Вы уже обращали внимание на то, что житие обычно закапчивается описанием чуда. Какие чудеса происходили после смерти святого Сергия?

    Епифаний Премудрый достаточно редко прибегает в «Житии...» к иносказанию, другим особым средствам выразительности художественной речи: автору нужно подчеркнуть прежде всего свою объективность. Однако имеющиеся средства художественной выразительности свидетельствуют о высоком мастерстве автора «Жития...», его умении владеть литературным словом.

  11. Прочитайте данный фрагмент и на его основании подтвердите сформулированный тезис. Приведите другие примеры художественной речи из «Жития Сергия Радонежского».

    «И было чудесное зрелище и удивительная победа; те, кто прежде блистали оружием, тогда все были окровавлены кровью иноплеменников, и все трофеи победные носили. И тут сбылось пророческое слово: „Один преследовал тысячу, а двое тьму"».

Для вас, любознательные

Преподобный Сергий (в миру Варфоломей) родился в городе Ростове Великом от благочестивых родителей Кирилла и Марии. Когда ему исполнилось семь лет, отдан был в учение, но учился с трудом из-за плохой памяти.

Однажды, гуляя в дубраве, Варфоломей увидел молящегося инока и, низко поклонившись, стоял, ожидая окончания молитвы. Помолившись, инок спросил: «Чего хочешь, чадо?» Отрок отвечал:

«Отец, отдали меня учиться читать, и никак не могу уразуметь ничего из того, чему учит меня учитель мой. И из-за этого скорблю и не знаю, что мне делать. Помолись Господу обо мне, чтобы вразумил Он меня святыми твоими молитвами». Инок же, сотворив молитву, благословил его и сказал: «Отныне, чадо, дарует тебе Бог разумение, о котором просишь, чтобы мог и других учить».

С этого времени будущий святой постигал книжные премудрости без труда. Вскоре родители его переселились в место, называемое Радонеж, а ещё чуть позже приняли монашеский постриг и мирно отошли ко Господу. Оставшись один, отрок раздал всё своё наследство и ушёл в пустынь 2 , где построил себе хижину. В двадцать три года принял иноческий постриги наречено ему было имя Сергий.

Удивительную жизнь прожил этот святой. Сам святитель Алексий, митрополит Московский, пользовался советами преподобного и хотел видеть его своим преемником. Великий князь Дмитрий (Донской) не раз посещал его, был им воодушевлён и благословлён на битву с татарами, в которой одержал победу на Куликовом поле.

За свою богоугодную жизнь преподобный Сергий сподобился зреть Пречистую Богородицу с двумя апостолами - Петром и Иоанном.

Преподобный Сергий Радонежский положил основание славной в истории России Троице-Сергиевой лавры.

К преподобному Сергию Радонежскому обращаются за помощью в учёбе.

З.И. Зинченко

1 Краткий толковый словарь помещён в конце второй части учебника.

2 Пустынь - место, где живёт отшельник.

ПОЭТИКА

ПРОСТРАННОЙ РЕДАКЦИИ
ЖИТИЯ СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО

Древнерусское житие часто сравнивают с иконой. «Житие относится к исторической биографии так, как иконописное изображение к портрету», — пишет В. О. Ключевский [Ключевский 1989, с. 75]. Как и икона, житие призвано показать не внешний облик человека, а его внутреннее содержание, раскрыть в создаваемом образе реальность духовную, Божественную. Ведь цель христианского искусства не в отражении повседневной жизни, а в ее осмыслении. Это определяет и содержание, и форму агиографических сочинений.

Жития создавались с опорой на традицию, в рамках канона, однако, несмотря на значительную долю трафаретности, каждое из них обладает своеобразием, обусловленным мастерством создателя и обусловливающим интерес к тексту исследователей.

Житие Сергия Радонежского позволяет изучать особенности творческой манеры нескольких известных древнерусских книжников: написанное Епифанием Премудрым в 1418— 1419 гг., оно в середине XV в. несколько раз редактировалось Пахомием Сербом, еще ряд редакций появился на протяжении последующих столетий. В рамках Пространной редакции Жития, созданной, по-видимому, в начале XVI в., первая часть Епифаниевской редакции (до главы «О изведении источника»), не сохранившейся как самостоятельное произведение, была дополнена компиляцией глав, буквально заимствованных из нескольких Пахомиевских редакций 1 .

1 См. раздел «Атрибуция Пространной редакции Жития Сергия Радонежского: история вопроса», п. 2.

Как отдельное произведение Пространная редакция в литературоведении интереса не вызывает — к ней обращаются, в основном, при изучении Епифаниевской редакции ЖСР и поэтики ее автора Епифания Премудрого. Этим темам посвящено значительное число работ, которое постоянно возрастает, что неудивительно, ведь Епифаний — один наиболее ярких и оригинальных древнерусских писателей, истоки и специфика творческой манеры которого раскрыты еще далеко не полностью.

Работая с Пространной редакцией при изучении епифаниевского текста ЖСР, ученые расходятся в определении его границ: собственно Епифаниевская часть исследуется редко (см., например: [Кузнецова 2001]), чаще же текст Пространной редакции берется до главы о преставлении Сергия включительно, то есть без вычленения части, принадлежащей перу Пахомия Серба, и при этом выводы, сделанные на материале всей Пространной редакции (но без посмертных чудес), касаются творчества одного Епифания. Однако если В. А. Грихин, например, обосновывает принадлежность Епифанию всей Пространной редакции вплоть до главы о преставлении Сергия включительно (см.: [Грихин 1974а, с. 3—5]), то большинство ученых, напротив, обходятся без погружения в сложную текстологию и историографию атрибуции редакций Жития, работая с наиболее известными и доступными изданиями 2 (см., например: [Лихачев 1979; Чернов 1989; Пиккио 2003б; Абрамова 2004; Авласович 2007; Тупиков 2011; Кузьмина 2015] и многие другие), либо, столкнувшись с проблемой отсутствия единого законченного текста, до-

2 Речь идет об издании архимандрита Леонида [Леонид (Кавелин) 1885], опиравшегося на мнение В. О. Ключевского при определении границ епифаниевского текста, и восходящих к этому изданию изданиях [ПЛДР 1981, с. 256—406; БЛДР 1999, с. 254—390], которые содержат текст Жития до главы о преставлении Сергия включительно. При этом в указанных изданиях вслед за Житием помещено Похвальное слово Сергию, в связи с чем оно может рассматриваться в составе епифаниевского текста ЖСР (см., например: [Тупиков 2011; Кузьмина 2015]).

пускают возможность работы с Основным видом Пространной редакции вплоть до главы о преставлении Сергия включительно как с текстом Епифания 3 по тем же изданиям (ср.: [Топоров 1998, с. 355; Кириллин 2000, с. 177; Ранчин 2000]). Насколько такой подход оправдан, будет показано на некоторых примерах ниже. Необходимо отметить, что известны и другие взгляды на атрибуцию сохранившихся редакций Жития Епифанию Премудрому [Тихонравов 1892; Зубов 1953] и в более ранних работах, посвященных поэтике епифаниевского ЖСР, выбор может делаться в пользу одной из этих теорий, ср., например, работу О. Ф. Коноваловой [Коновалова 1958], следующей в атрибуции редакций за Н. С. Тихонравовым и рассматривающей предисловие Пахомия как епифаниевский текст. Как видим, при изучении художественной стороны Епифаниевской редакции ЖСР проблемы текстологии могут решаться по-разному, что, конечно же, отражается на результатах, при этом общей тенденцией в литературе, посвященной художественным особенностям сочинений Епифания и привлекающей материал Жития Сергия, к сожалению, оказывается недостаточное внимание к текстологии (если не сказать: полное ее игнорирование) как Жития в целом, так и собственно Пространной редакции.

Что касается Пахомиевской части Пространной редакции, то специально она никогда не исследовалась и самостоятельного значения как источник не имеет, чему есть несколько причин: текстологическая вторичность, компилятивный характер и наличие более десятка вариантов в разных видах Пространной редакции 4 . Однако она может быть интересна для сопоставле-

3 В соответствии с указанием самого Епифания, а также Пахомия о том, что повествование было доведено Епифанием до кончины святого. При этом не учитывается тот факт, что вторая часть Пространной редакции — это компиляция на основе последней Пахомиевской редакции, наиболее далеко ушедшей от епифаниевского текста.

4 См. раздел «Текстология Пространной редакции Жития Сергия Радонежского», пп. 3—4.

ния в целях атрибуции первой части Пространной редакции Епифанию (впрочем, нам известна только одна такая работа [Кириллин 1994]).

Не претендуя на исчерпывающую характеристику литературы, посвященной поэтике сочинений Епифания, и в частности Епифаниевской редакции ЖСР, в настоящем разделе мы, очертив круг поднимавшихся вопросов, остановимся на некоторых темах, обращая внимание на текстологическую основу работ.

Творчество Епифания Премудрого принято рассматривать как самый яркий образец экспрессивно-эмоционального стиля, известного также как «плетение словес», панегирический стиль и др., в древнерусской литературе, связанного с вторым южнославянским влиянием. При этом материалом чаще оказывается Житие Стефана Пермского, тогда как Житие Сергия Радонежского, написанное Епифанием, привлекается реже, как правило, наряду с ЖСП, что во многом объясняется сложной текстологией памятника.

В изучении художественной стороны сочинений Епифания Премудрого можно выделить несколько взаимосвязанных направлений: проблема происхождения стиля «плетение словес», система стилистических средств и приемов, использование языковых средств в стилистических целях, круг источников и особенности работы с ними автора, цитирование текстов Священного Писания, писательская позиция, картина мира, специфика отдельных сочинений и др.

В дореволюционном литературоведении преобладает негативная оценка стиля, в русле которого творит Епифаний, как искусственного, излишне украшенного и затемняющего содержание произведения 5 . В советской и современной медиевистике

5 Ср. замечание В. Яблонского об отсутствии у Епифания чувства меры в витийстве [Яблонский 1908, с. 286], что, впрочем, А. П. Кадлубовским рассматривается скорее как достоинство по сравнению с шаблонностью Пахомия [Кадлубовский 1902, с. 180].

этот стиль как новый этап развития древнерусской литературы рассматривается уже в другом ключе, в связи с чем «плетение словес» Епифания получает подробное освещение. Однако истоки творческой манеры Епифания продолжают оставаться дискуссионным вопросом. В целом можно говорить о существовании двух основных подходов: признание связи епифаниевского стиля с учением исихазма и ее отрицание.

Уже в дореволюционных работах указывается на связь стиля Епифания с книжной реформой болгарского патриарха Евфимия Тырновского, причем он определяется как подражательный по отношению к южнославянской и византийской литературе (ср.: [Сперанский 1914, с. 427]). Представление об исихастских истоках стиля «плетение словес» получило обоснование в работах Д. С. Лихачева, где особое внимание уделяется пониманию исихастами слова как мистического явления действительности, восходящему к философии неоплатонизма. Отношение к слову, которое адекватно сущности обозначаемого им явления, лежит в основе «плетения словес», для которого характерно абстрагирование, абстрактный психологизм, орнаментальность, экспрессия, что придает стилю повышенную эмоциональность (см., например: [Лихачев 1973, с. 83—102; Лихачев 1979]). Сторонниками этой концепции являются многие отечественные медиевисты, она получила также развитие в работах некоторых западных ученых, например, итальянского слависта Р. Пиккио (см.: [Пиккио 2002, с. 129—141; Пиккио 2003а; Пиккио 20036]), который, однако, не разделяет мнения о неоплатонических истоках исихастского учения о слове. В рамках представления о связи природы епифаниевского стиля с исихазмом интерес исследователей вызывают литературные источники, оказавшие непосредственное влияние на его формирование. Так, взаимосвязи древнерусской и болгарской агиографии были специально рассмотрены Л. А. Дмитриевым [Дмитриев 1964], при этом В. А. Мошиным была высказана точка зрения о влиянии на Епифания не болгар-

ской, а сербской и афонской литературы XIII—XIV вв. [Мошин 1963]. Однако в других работах это противопоставление снимается (см., например: [ Kitch 1976]). Специально рассматривался вопрос о влиянии произведений ораторского искусства Древней Руси (см., например: [Антонова 1981] и др.). Параллелизму византийской и древнерусской агиографии конца XIV — начала XV в. посвящено исследование О. А. Родионова (см.: [Родионов 1998]). При этом может признаваться влияние всех указанных источников (ср., например: [Пиккио 2002, с. 129—141]).

Однако есть и другие представления о зависимости стиля «плетение словес» от исихазма. Так, С. М. Авласович сопоставляет природу епифаниевского «плетения словес» с практикой «непрестанной молитвы», именно в этом обнаруживая влияние исихазма, связанное преимущественно с допаламитской литературой; еще одним источником «плетения словес», по ее мнению, является гимнография (см.: [Авласович 2007]).

Существует и иной взгляд на природу «плетения словес» в сочинениях Епифания Премудрого: отрицание его связи с исихазмом. При этом может постулироваться опора Епифания на древнерусскую литературную традицию (см.: [Борисевич 1951]). Черты этого стиля обнаруживали в ранней южнославянской (см., например: [Мулич 1968]), а также византийской и древнерусской литературах (см. выше). В. А. Грихин предполагает, что формирование стиля Епифания определялось особенностями культурно-исторического развития Руси соответствующего периода и было связано с обращением к раннехристианским литературным источникам и текстам Священного Писания (см.: [Грихин 1974а; Грихин 19746]), Сходной точки зрения придерживается А. М. Ранчин, говорящий об ориентации Епифания также на византийскую и славянскую гимнографию и ораторскую прозу (см.: [Ранчин 2008, с. 337]). Утверждает оригинальность «плетения словес» в творчестве Епифания Премудрого и отрицает влияние на него южнославянской литературы В. Д. Пет-

рова (см.: [Петрова 2007а]). Особый взгляд на истоки епифаниевского «плетения словес» у Ε . М. Верещагина, который указывает, что эта творческая манера по сути сводится к суггестивной изоколии, широко представленной в ветхозаветных премудростных книгах и сочинениях Епифания Кипрского, которые и послужили основой для стиля, созданного Епифанием Премудрым [Верещагин 2001, с. 219—250]. Идеи Ε . М. Верещагина получили развитие в работах И. Ю. Абрамовой, пришедшей к выводу о самостоятельности изобретения Епифанием Премудрым «плетения словес» на русской почве, хотя и не отрицающей при этом исихастских истоков стиля (см.: [Абрамова 2004]).

Таким образом, единого представления о природе стиля сочинений Епифания Премудрого сегодня нет. Как справедливо замечает А. М. Ранчин, приемы «плетения словес», характерные для поэтики Епифания, обнаруживаются в огромных слоях литературы [Ранчин 2015, с. 109]. Это свидетельствует о большой начитанности и мастерстве книжника, сумевшего на основе приемов, взятых из самых разных произведений, известных в Древней Руси, переводных и оригинальных, созданных в разные эпохи, сформировать свой уникальный стиль.

Как отмечает Е. Л. Конявская, наличие эстетических целей у Епифания как писателя практически признано в современной науке [Конявская 2000, с. 81]. При определении осознанной стороны творчества Епифания исследовательница предлагает обратиться к слову «мастер», которое позволяет охарактеризовать принципы работы Епифания над текстом: мастер учится у предшественников, и взятые у них приемы становятся частью его арсенала, подвергаясь отбору и преобразованию (на это указывают самоповторы в епифаниевских житиях на уровне отдельных выражений, топосов, цитат, неоднократно разбиравшиеся в разных работах) [Конявская 2000, с. 84—85]. В предисловиях к житиям Епифаний дает развернутую программу сочинения, которая, по мнению Р. Пиккио, может рассматриваться как «определен-

ное теоретическое высказывание», основанное «на своего рода христианско-православной ars poetica » [Пиккио 20036, с. 658].

Совокупность стилистических приемов, используемых Епифанием в своих сочинениях и охарактеризованных самим книжником как «плетение словес» 6 , интересует исследователей не только с точки зрения своего происхождения и параллелей 7 , но и с лингвистической точки зрения. В ряде работ специально рассматриваются вопросы семантического наполнения и структуры приемов, объединяемых общим названием «плетение словес» (при этом материал ЖСП используется чаще). Так, В. В. Колесов обращается к анализу построения и наполнения синтагм в агиографических сочинениях Епифания, разбирая их специфику — превращение в триады, что оказывается важным как для поэтики произведений, так и для развития литературного языка [Колесов 1989, с. 188—215]. Т. П. Рогожникова, изучая словесные ряды как основное стилистическое средство «плетения словес», пришла к выводу о том, что при их создании определяющей является смысловая сторона: каждый компонент вносит в общий смысл ряда последовательное приращение семантических признаков, ритмическая же организация ряда является вторичной по отношению к лексическому наполнению (анализ рядов проводился на материале ЖСП) (см.: [Рогожникова 1988]). Формальная сторона «плетения словес» — принципы его организации на синтаксическом уровне — рассмотрены в работе Д. Л. Спивака, посвященной матричным построениям

6 Это определение в разных формах несколько раз встречается в ЖСП, ср.: «Но что тя нареку, о епископе... и како хвалу ти съплету ?»: «...аще бо и многажды въсхотѣлъ быхъ изъоставити бесѣду, но обаче любы его влечет мя на похваление и на плетение словесъ » (Син. 91, л. 765 об,—766; 775) и др. О специфике понятия «плетение словес» как элемента исследовательского метаязыка см.: (Ранчин 2015, с. 109].

7 К сказанному выше добавим также мнение о том, что риторические вариации Епифания восходят к античному приему Горгиевой схемы (см.: [Прохоров 19886, с. 212-213]).

в сочинениях Епифания — синтаксическим единицам, состоящим из цепочек параллельных синтагм-триад, структура которых подчиняется числовой символике [Спивак 1996]. Их использование Епифанием, по мнению Д. Л. Спивака, осознанно и связано, в частности, с сакрализацией пространства. И. Ю. Абрамова сделала вывод, что структурно-синтаксической организации текстов Епифания свойственна повторяемость, цикличность, которая выражается на уровне лексики в синонимии и полиномии, на уровне синтаксиса — в однородности членов предложения и изоколии, в структуре текста — в постоянном возврате к центральной идее жития [Абрамова 2004].

Числовая символика, отмеченная в текстах Епифания на лингвостилистическом уровне, имеет большое значение для поэтики сочинений Епифания Премудрого, и особенно Епифаниевской редакции ЖСР.

Прежде всего, исследователи обратили внимание на значение числа 3 в епифаниевском ЖСР: о «троичном мотиве» как «теологической оси» Жития писал А. И. Клибанов [Клибанов 1971, с. 67—71, 94—95], В. А. Грихин, рассматривая тринитарную концепцию, связанную с чудом троекратного вешания младенца, указал на ее ведущую роль в композиции произведения [Грихин 1974а, с. 3—4]. В. В. Колесов, выявив стилистический прием Епифания — модификацию синтагм в триады, отмечает, что этот прием характерен больше для Жития Сергия (хотя используется и в Житии Стефана Пермского), так как напрямую связан с основной символической доминантой произведения — Святой Троицей [Колесов 1989, с. 192—193]. Однако троичность, по мысли В. В. Колесова, проявляется в ЖСР не только на фразовом уровне — некоторые последовательности поступков и событий складываются в триады 8 , можно увидеть троичность

8 Варфоломей-Сергий трижды посвящается на служение, три этапа в построении храма Святой Троицы, троичность в явлении небесных сил (с последним наблюдением спорит А. М. Ранчин [Ранчин 2000, с. 469]).

даже в историческом материале: Сергий — средний из трех братьев, что указывает на тот нравственный идеал, который несет его образ, — представитель типа без крайностей и уклонений от нормы [Колесов 1991, с. 328-329, 333]. Изучение принципа троичности, примеры проявления которого на надфразовом уровне определялись В. В. Колесовым как «незаметные или как бы неважные в средние века», было продолжено в работах других исследователей, которые рассматривали его уже как значимый элемент поэтики епифаниевского Жития Сергия. В частности, В. М. Кириллин, подробно проанализировав числовую символику в епифаниевском ЖСР, считает тринитарную концепцию главнейшим содержанием произведения Епифания, которое выражается и через форму — в композиции и стилистике: троичность проявляется в биографических подробностях, художественных деталях, в построении риторических фигур, эпизодов, сцен 9 (см.: [Кириллин 2000, с. 178—196]). При помощи числа 3 символически передается знание о тайне мироздания в его вечной и вневременной реальности, так как оно «выступает в качестве формально-содержательного компонента воспроизводимой в “Житии” исторической действительности, то есть земной жизни, представляющей собой как творение Бога образ и подобие жизни небесной и поэтому заключающей в себе знаки

9 Однако не со всеми выводами ученого можно согласиться. Так, в рамках воплощения тринитарного замысла В. М. Кириллин рассматривает деление Пространной редакции (до главы о преставлении Сергия включительно; в Основном виде редакции, который им исследуется) на 30 глав, полагая, что эту часть условно можно считать творением Епифания Премудрого [Кириллин 2000, с. 177, 195]. Но в данном случае не может быть и речи ни о каких предположениях о количестве глав епифаниевского Жития на основе Пространной редакции: есть два варианта деления на главы Епифаниевской части этой редакции с разным числом глав и около десятка вариантов Пахомиевской части с разным составом глав (см. раздел «Текстология Пространной редакции Жития Сергия Радонежского»), более того, В. М. Кириллин сам отмечает механистичность и случайность деления на главы первой части Основного вида Пространной редакции [Кириллин 2000, с. 260].

(тричисленность, триадность), которыми свидетельствуется бытие Божие в его троическом единстве, согласии и совершенной полноте» [Кириллин 2000, с. 196). В развитие теории троичности

А. М. Ранчин выявил целый ряд тройных повторов на событийном уровне текста, относя к ним не только тождественные события или действия, но и события, идентичные по своей функции в тексте Жития, а также триады образов и подчеркивая осознанность их использования Епифанием [Ранчин 2000] 10 . При этом, по замечанию А. М. Ранчина, тернарные структуры, имеющие символический религиозный смысл, не являются отличительной особенностью только Жития Сергия Радонежского — они характерны и для Жития Феодосия Печерского, одного из «литературных» источников ЖСР (см. ниже), и, хотя и в меньшей степени, для Жития Стефана Пермского, первого агиографического сочинения Епифания, что отмечалось и другими исследователями (например, В. В. Колесовым). Однако для ЖСР характерна «перенасыщенность» тройными повторами, имеющими символический смысл. Их наличие на всех уровнях текста, по мнению А. М. Ранчина, снимает оппозицию «форма — содержание», «о тайне Сергия и о тайне Святой Троицы говорит не агиограф, но как бы сам текст и сама жизнь» [Ранчин 2000, с. 478].

Числовая символика в Житии Сергия и других сочинениях Епифания не ограничивается числом 3. Д. Л. Спивак при анализе матричных построений в житиях, написанных Епифанием, указывает на наличие разных нумерологических моделей, используемых книжником и связанных с сакральными числами 3, 4, 5, 12, 15 и их соотношениями (3: 3, 3: 4, 3: 5) [Спивак 1996]. В. М. Кириллин, помимо числа 3, рассматривает также числа 12 и 7, семантика первого из которых, по его мнению, связана с понятиями и предметами богослужебного и церковно-

10 А. М. Ранчин, как и В. М. Кириллин, считает возможным рассматривать текст Основного вида Пространной редакции до главы о преставлении Сергия включительно как текст Епифания (см.: [Ранчин 2000, с. 472]).

исторического содержания, а также молитвенно-аскетическим подвижничеством и пастырским служением святого; семантика же второго — с ценностными понятиями и предметами и несет в большей степени мистическое значение [Кириллин 2000, с. 196—218]. Ученый приходит к выводу, что форма использования чисел в Житии Сергия — «на уровнях стилистической структуры, сюжетно-композиционной организации, историко- фактографического и идейного содержания — выполняет функцию семантизированного способа передачи сакральной информации», который может быть назван мистико-символическим [Кириллин 2000, с. 218]. С. М. Авласович, добавляя к выявленным В. М. Кириллиным сакральным числам в ЖСР число 9, отмечает, что синонимические перечисления в «плетении словес» связаны со стилистикой акафиста, для которого характерно соблюдение сакральной числовой закономерности в синонимических рядах [Авласович 2007, с. 116—118].

Специфика стилистической организации «плетения словес» в сочинениях Епифания (использование разных риторических приемов, связь с числовой символикой, с акафистными конструкциями и т. д.), которая проявляется в подборе эпитетов, синонимов, тавтологических сочетаний и др., обнаруживается и в цепочках «нанизанных» друг на друга цитат из текстов Священного Писания.

Цитирование библейских текстов — тема, мимо которой невозможно пройти при обращении к поэтике сочинений Епифания Премудрого.

Пространная редакция ЖСР в силу компилятивного характера интересна тем, что позволяет сравнить принципы цитирования Епифания Премудрого и Пахомия Серба, хотя для полного освещения этого вопроса, конечно же, необходимо изучение материала всех сочинений обоих авторов. Впрочем, как будет показано ниже, данную особенность Пространной редакции исследователи учитывают редко.

Епифаниевским житиям свойственно обилие библейских цитат, которые играют важную роль в «плетении словес». Это именно епифаниевская особенность, которая может быть использована как атрибутирующий признак: Пахомий Серб весьма скуп на цитаты, что хорошо видно как раз при сопоставлении двух частей Пространной редакции 11 (в Пахомиевской части около двух десятков цитат, тогда как в Епифаниевской счет идет на сотни).

Составить представление, хотя и неполное, об объеме и характере цитирования текстов Священного Писания в Пространной редакции ЖСР позволяют издания, в которых указываются источники цитат [ВМЧ 1883, стб. 1463—1563; БЛДР 1999, с. 254—391; Житие и чудеса преп. Сергия 1997; Житие Сергия 2010] 12 . Объем выявленных библейских цитат в этих изданиях существенно различается: наибольшее количество цитат указано в последнем переводе Пространной редакции ЖСР по лицевому списку Троиц, (ризн.) 21 [Житие Сергия 2010], наименьшее количество — в издании ВМЧ, где отмечены, в основном, цитаты, маркированные автором. Невыявленными, как правило, оказываются цитаты, вводимые в текст без указания источника, включая библейские формулы и фразеологизмы. Однако среди неидентифицированных встречаются и цитаты, эксплицированные в тексте 13 . (Необходимо также отметить, что в отдельных случаях

11 На данный факт обратил внимание В. М. Кириллин (см.: [Кириллин 1994]).

12 В настоящем издании мы указываем цитаты, опираясь на перечисленные издания, а также работы [Тупиков 2011; Кузьмина 2015] (данные перепроверены). При этом мы не претендуем на полный охват цитат-топосов и библеизмов, требующих в ряде случаев специальных подробных комментариев, которые не предусмотрены в рамках издания.

13 К ним, в частности, относятся следующие две цитаты: поминаше же въ ср д ци писанїе гл҃ще  ꙗко многа въздыханиѧ и оуныниѧ житїе мира сего плъно  c и дрѫгїи пр  ^ ркъ рече. ѿстѫпите ѿ землѧ и възыдѣте на нб҃о (МДА 88, л. 302 об.). Ни в одном из существующих изданий (как и в работах, где рассматриваются особенности цитирования текстов Священного Писания в Пространной редакции ЖСР [Тупиков 2011; Кузьмина 2015]) они не идентифицированы.

источники цитат в изданиях указаны неверно, что следует иметь в виду при работе с текстом редакции по изданиям.)

Точное число библейских цитат в епифаниевском ЖСР (так же как, впрочем, и в ЖСП) не определено. На данный момент в литературе встречаются лишь две цифры: 243 [Тупиков 2011, с. 8] и 372 [Кузьмина 2015, с. 44], причем в обоих случаях подсчеты делались на материале текста Пространной редакции до главы о преставлении Сергия включительно, которая рассматривалась как текст Епифания, и присоединенного к ней текста Похвального слова Сергию, что объясняется выбором изданий для анализа 14 , а также игнорированием связанных с ЖСР текстологических проблем. То, что исследователями была взята указанная часть Пространной редакции в сочетании с другим сочинением Епифания — Похвальным словом Сергию, фактически сводит на нет ценность таких подсчетов: в результате не известно ни число цитат, использованных в Епифаниевской части редакции, ни число цитат в полном тексте Пространной редакции. Более того, эти цифры могут ввести в заблуждение, если не учесть объем материала, с которым работали ученые. Обращает на себя внимание существенная разница в цифрах, которая напрямую связана с компетентностью исследователей, их знанием текста Библии, чем и определяется количество выявленных цитат, инкрустированных в текст Жития (необходимо отметить, что при разных подходах к классификации цитат оба исследователя понимают цитаты широко, относя к ним, в том числе, аллюзии, библейские формулы и цитаты-топосы, а также библеизмы 15 ). В целом приходится признать, что корректными цифрами по библейским цитатам в Пространной редакции ЖСР наука пока не располагает.

14 См. выше, примеч. 2. В. А. Тупиков работал с изданием [ПЛДР 1981, с. 256— 429], М. К. Кузьмина - с изданием [БЛДР 1999, с. 254-411].

15 В. А. Тупиков предлагает классификацию, основанную на формальных принципах: библейские цитаты, библейские реминисценции и библейские прецедентные имена. О классификации М. К. Кузьминой см. ниже.

Некоторое представление о том, к каким библейским книгам и насколько часто обращался Епифаний, позволяет получить указатель источников цитат в исследованном тексте ЖСР и Похвального слова Сергию, составленный В. А. Тупиковым и приведенный им в приложении к своей работе (см.: [Тупиков 2011]). М. К. Кузьмина же, выявившая целый ряд не указанных в издании [БЛДР 1999, с. 254-411] цитат 16 , в том числе значительное количество библеизмов и цитат-топосов, специально на этом вопросе не останавливалась: материал Жития Сергия приводится наряду с материалом других исследуемых преподобнических житий (отдельно рассмотрены лишь цитаты из Псалтыри в ЖСР [Кузьмина 2014б]).

Едва ли не в каждой работе, посвященной поэтике епифаниевских сочинений, можно найти наблюдения о тех или иных особенностях использования библейских цитат и их функциях.

Начиная со ставшей уже хрестоматийной работы Ф. Вигзелл, посвященной цитированию в ЖСП [Вигзелл 1971], все исследователи отмечают, что Епифаний цитирует не буквально точно, по памяти, меняя морфологические формы слов и синтаксис, чтобы вплести цитату в свой текст. Данная особенность цитирования стала общим местом при обращении к теме цитирования в сочинениях Епифания. Заметим, что и Пахомий, несмотря на гораздо более редкое использование библейских цитат, придерживается тех же принципов цитирования, которые, очевидно, характерны в целом для житийной литературы.

Специфической чертой епифаниевского «плетения словес» является амплификация на основе библейских цитат, которая давно обращает на себя внимание 17 и подробно проанализирована как на формальном, так и на содержательном уровне.

16 Это отмечено в подстрочных примечаниях при разборе соответствующих цитат [Кузьмина 2015].

17 Одной из первых к анализу этого приема на материале ЖСП обратилась О. Ф. Коновалова [Коновалова 1970а; Коновалова 1970б].

Подбор цитат в агиографических сочинениях Епифания, по наблюдениям исследователей, связан с типом святости героя жития. Житие Сергия, относящееся к преподобническим житиям, содержит характерный для этих текстов круг библейских цитат и топосов, при этом Пространная редакция, в состав которой вошла часть Епифаниевской, сильно выделяется на фоне других житийных текстов указанной разновидности. К такому выводу пришла М. К. Кузьмина, которая, обратившись к преподобническим житиям (включая несколько редакций ЖСР, втом числе Пространную), поставила перед собой цель на этом материале частично воплотить в жизнь широкомасштабную задачу по составлению систематического каталога библейских цитат в литературе Slavia Orthodoxa , поставленную Р. Пиккио (см.: [Пиккио 2003в]). Исследовательницей была разработана новая многокритериальная классификация цитат, альтернативная классификации М. Гардзанити (см.: [Гардзанити 2007]), выявлены три основные варианта существования библейской цитаты в агиографической литературе Древней Руси (цитата-топос, библеизм и индивидуально-авторская цитата) и описаны функции конкретных цитат из текстов Священного Писания в этом типе древнерусских литературных памятников, а также показана специфика преподобнических житий (см.: [Кузьмина 2015]). Особенность Пространной редакции как сочинения Епифания Премудрого, по мнению М. К. Кузьминой, в том, что этот текст «возвышаясь по своей интертекстуальной насыщенности как некий недосягаемый обелиск в море современных ему агиографических текстов, оказал минимальное влияние на агиографическую библейскую интертекстуальность... Сами же принципы цитирования, в частности — асемантическое цитирование Евангелия, интертекстуальная игра, свойственная Епифанию Премудрому, — были восприняты современниками слабо» [Кузьмина 2015, с. 599].

Цитирование Епифанием Премудрым в ЖСР других источников исследовано пока крайне отрывочно. Отдельные наблю-

дения, которые можно найти в работах, разнородны: отмечаются как прямые заимствования со ссылкой на соответствующие тексты, так и использование Епифанием отдельных фраз, общих мест и даже влияние тех или иных произведений.

Так, И. С. Борисов изучил взаимосвязь епифаниевского Жития Сергия с произведениями и житием одного из самых авторитетных отцов Церкви — Василия Великого, архиепископа Кесарийского, указав, в частности, что целый ряд фрагментов ЖСР в той или иной степени испытал влияние Жития Василия Великого [Борисов 1989, с. 76—79] 18 .

Жития, как переводные, так и оригинальные, составляют особый пласт цитируемых источников в Пространной редакции ЖСР. Прямые ссылки на то или иное житие Епифаний дает в известном пассаже в первой главе, посвященном чуду возглашения младенца в утробе матери во время литургии. Книжник подбирает целый ряд примеров, связанных с чудесными знамениями, сопровождавшими зачатие и рождение пророков и святых, начиная с рассказа о библейских пророках Иеремии и Иоанне Предтече и продолжая рассказами из житий пророка Илии, Николая Чудотворца, Ефрема Сирина, Алипия Столпника, Симеона Столпника Дивногорца, Феодора Сикеота, Евфимия Великого, Феодора Едесского и, наконец, митрополита Петра в редакции митрополита Киприана. Что касается других житий, к материалу которых Епифаний обращался, не отмечая этого специально, то в литературе можно найти немало наблюдений на этот счет. Так, ряд параллельных мест в Житии Феодора Едесского и Епифаниевской части Пространной редакции ЖСР указан В. Яблонским (см.: [Яблонский 1908, с. 277—279]) 19

18 Ученым исследовалась Пространная редакция ЖСР до главы о преставлении Сергия — «сводный “епифаниевско-пахомиевский” текст» по изданию в «Памятниках литературы Древней Руси» [Борисов 1989, с. 69, примеч. 2].

19 В. Яблонский приписывает Пространную редакцию Пахомию Сербу, а потому рассматривает эти параллели как особенность его поэтики.

и дополнен Б. М. Клоссом [Клосс 1998, с. 24]. Неоднократно отмечалось обращение Епифания к Житию Феодосия Печерского (см., например: [Федотов 1997, с. 131 — 132; Грихин 1974а, с. 19, 22—23; Верховская 1992, с. 318—319; Конявская 2000, с. 83] и др.). Среди житий, послуживших для Епифания литературными образцами, Б. М. Клосс называет Житие Саввы Освященного, приводя из него целый ряд параллелей [Клосс 1998, с. 27, примеч. 11; с. 28, примеч. 12; с. 32, примеч. 20; с. 33, примеч. 21].

Что касается второй части Пространной редакции, то здесь также называют параллельные места из тех же источников, хотя мнения о том, кому принадлежит выбор источника, могут быть разными. В целом представляется логичным возвести к епифаниевскому тексту параллели во второй части Пространной редакции из тех житий, цитаты и параллели из которых отмечены в первой части (как правило, в литературе все они и рассматриваются как епифаниевские).

Еще один важный пласт источников в Житии Сергия Радонежского, написанном Епифанием, — это гимнография. Об использовании образности акафистов при описании явления Богородицы Сергию и ориентации на них в похвалах писал В. А. Грихин (см.: [Грихин 19746, с. 39—41]). С. М. Авласович подробно осветила вопрос о влиянии акафистов на произведения Епифания, указав, что книжник прибегает к свойственным акафисту метафорике, ритмике, синтаксической конструкции, числовой символике 20 (см.: [Авласович 2007]).

Пока весь круг источников Пространной редакции ЖСР не определен. Заметим, что решение этой задачи, как и анализ принципов цитирования Епифания, требует учета особенностей текстологии произведения, что крайне редко принимается во внимание.

20 При этом цитирование акафистов рассмотрено только на материале Жития Стефана Пермского (см.: [Авласович 2007, с. 119—137]).

Как было показано выше, специфика цитирования и библейских текстов, и других источников в Пространной редакции ЖСР во многом определяется жанром произведения, которое относится к преподобническим житиям — наиболее представительной разновидности древнерусской агиографии. Исследование роли чина святости в поэтике агиографического текста — одно из актуальных направлений современного литературоведения, в рамках которого в последнее время активно изучается топика житий — системы топосов, характерные для определенного типа святости и составляющие основу соответствующего житийного канона. При изучении древнерусских преподобнических житий довольно широко привлекается материал Пространной редакции ЖСР как одного из основных текстов этой жанровой группы (см., например, работы T . Р. Руди, в частности: [Руди 2006], ср. также, например: [Рыжова 2008] 21 и др.), однако особенности Пространной редакции, отмечаемые в работах, пока не имеют целостного описания.

Коснемся еще нескольких современных направлений изучения поэтики сочинений Епифания Премудрого.

В частности, получил освещение такой вопрос, как картина мира, представленная в житиях, написанных Епифанием. Один из важных ее аспектов — художественное пространство, которому посвящены, например, работы: [Чернов 1989; Кузнецова 2001]. В описании природы и быта проявляется «реализм» Епифания, дающего исторически верные зарисовки становления монастыря, отношений между братьями, поведения животных и т. д., в одних случаях подробные, в других — краткие, но емкие, и при этом всегда подчиненные идейному замыслу произведения

21 Заметим, что в указанных работах авторы не заостряют внимание на текстологических проблемах, связанных с ЖСР, обращаясь к изданию [БЛДР 1999, с. 254—411] и оперируя при этом только названием произведения. Тем самым речь может идти об анализе поэтики именно Пространной редакции (без посмертных чудес).

и его стилистике. По мнению С. 3. Чернова и T . Н. Кузнецовой, сюжетообразующим принципом Жития стала мысль, что преподобный Сергий Божьим промыслом «пустыню яко град сътвори», которая раскрывается через противопоставление пустыни монастырю (прообраз горнего града), получающих подробное описание в тексте; другой такой темой оказывается голод — изобилие [Чернов 1989; Кузнецова 2001]. Рассматривая художественное пространство епифаниевских житий, T . Н. Кузнецова останавливается на характеристике географических описаний, которые являются ведущей формой пространственного обозначения мира и представлены различными способами, причем нередко строятся по принципу непосредственного восприятия; показывает особенности изображения времени, воспринимаемого Епифанием Премудрым в пространственных категориях; анализирует изображение природы, которое представлено пейзажем средневекового типа, в том числе анималистические, «растительные» образы и образы, связанные с водной стихией, отмечая, что даже традиционные изображения приобретают в его произведениях новое звучание. T . Н. Кузнецова обращается также к образу автора, анализируя его в контексте более широкой темы своеобразия авторского повествования как способа воплощения картины мира, которое включает способы построения произведения, формы изложения материала и общения с воображаемой аудиторией. Как отмечает исследовательница, семантика образа автора в сочинениях Епифания Премудрого многозначна — он может выступать в роли повествователя, историографа, богослова и персонажа, что требует специальных средств выражения. Субъективность и эмоциональность личности автора придают епифаниевским сочинениям внутреннюю целостность, связывают рассказ о святом и многочисленные отступления в единое повествование. (См.: (Кузнецова 2001].)

Нельзя обойти вниманием и работы, авторы которых применяют при изучении текста Пространной редакции ЖСР

герменевтический подход, также весьма популярный и перспективный в современном литературоведении. Особое место здесь занимает исследование В. Н. Топорова [Топоров 1998, с. 356—598], в котором ученый дает последовательный анализ текста Пространной редакции (как текста Епифания Премудрого, указывая на условность такой атрибуции), призванный раскрыть образ Сергия в версии Епифания.

* * *

Пространная редакция Жития Сергия Радонежского, частично сохранившая в своем составе текст первоначальной редакции Жития, написанной Епифанием Премудрым, позволяет исследовать особенности поэтики Епифаниевской редакции ЖСР и является одним из основных источников при изучении стиля «плетение словес» в его особой, епифаниевской, разновидности. Однако во многих литературоведческих работах проблемы текстологии Жития не принимаются во внимание: в связи с использованием наиболее известных и доступных изданий материал Пространной редакции привлекается нередко в объеме, не соответствующем сохранившемуся тексту Епифания, что не может не сказываться на корректности сделанных наблюдений и выводов.

Немалый перечень работ, посвященных уникальному стилю Епифания Премудрого и особенностям его отражения в Житии Сергия Радонежского, постоянно пополняется, раскрывая всё новые грани творческой манеры древнерусского книжника. Сложность и многосторонность епифаниевских сочинений порождают разные взгляды на истоки епифаниевского «плетения словес», которые уточняют наши представления о его происхождении и показывают, что точка в изучении творчества Епифания не поставлена и можно надеяться на появление множества новых наблюдений, толкований и выводов, которые дадут возможность приблизиться к его пониманию.

479

Рис. 9. Преподобный Сергий Радонежский с житием.

Икона начала XVI в. круга Дионисия (Музей имени Андрея Рублева)


Страница сгенерирована за 0.31 секунд!

Тема работы:

«Житие Преподобного Сергия Радонежского в литературе и живописи»

МОУ «Средняя общеобразовательная школа №50

им. 70-летия Великого Октября» г. Калуги

Научный руководитель: Денисова Татьяна Васильевна

Учитель русского языка и литературы МОУ «СОШ № 50»

Калуга, 2010 г.

1. Введение 3 стр.

2. Писатели и художники о Сергии Радонежском 3 стр.

2.1 «Житие Преподобного Сергия Радонежского», написанное Епифанием Премудрым. 4 стр.

2.2 «Преподобный Сергий Радонежский» Б. Зайцева 7 стр.

2.3 Различие в описании образа великого святого 9 стр.

2.4 «Труды Преподобного Сергия Радонежского» М. В. Нестерова 10 стр.

2.5 Жизнь Преподобного Сергия в иконах Сергея Харламова. 12 стр.

3. Значение Сергия Радонежского для русской истории и государства. В. О. Ключевский о Преподобном. 12 стр.

4. Список литературы 14 стр.

5. Приложение 15 стр.

1.Введение.

Более 600 лет прошло с тех пор, когда на земле Русской жил великий святой Сергий Радонежский, а люди XXI века и сейчас обращаются к нему в своих молитвах, почитают его как великого защитника Руси. Его труд пошел свое воплощение и в литературе, и в иконописи, и в современной живописи. Его прославляют в православных храмах, о его мудрости рассуждают философы. Кто же он такой – Премудрый Сергий Радонежский? Попробуем ответить на этот вопрос, знакомясь с литературными источниками и живописными произведениями.

Целью исследования является сравнительный анализ биографии Сергия Радонежского в «Житии», написанном современником Преподобного Сергия Епифанием Премудрым, и в повести писателя XX века Бориса Зайцева.

Особенность изображения жизни Преподобного Сергия в живописи художника – XIX века Михаила Нестерова и в современной иконописи и гравюре художника Сергия Харламова, также рассматривается в данном исследовании.

2. Писатели и художники о Сергии Радонежском

История Сергия Радонежского – это воплощение идеала праведной, чистой и подвижнической жизни. Вместе с тем это человек, сыгравший большую роль в духовном становлении и сплочении русского народа.

Первым биографом Сергия Радонежского (1314-1392) был Епифаний Премудрый (год рождения неизвестен–1420) - автор древнейшего, написанного по личным впечатлениям, рассказам Преподобного и близких к нему жития Сергия, главнейший источник наших сведений о святом. Написано оно («Житие») не позже 25-30 лет по смерти Сергия. Епифаний Премудрый создает своего рода «словесную икону», преподносит нравственный урок, прославляя деятельность великого подвижника. Он писал более четверти века: «И имеях же у себе за 20 лет приготованы такового списания свитки…». Труд этот дошел до нас в обработке серба Пахомия. Пахомий кое-что сократил в житии, кое-что добавил. Основное значение его работы в том, что он помог нам понять произведение, так как совершил переложение жития с языка Епифания на современный.

Именно любовь, терпение, вера становятся предметом нового глубокого философского исследования на примере жития Сергия Радонежского, русского святого, благословившего Дмитрия Донского во главе воинства русского на великий подвиг – победу на поле Куликовом. Возвышенная, самоотверженная любовь к ближнему, беспредельное терпение лесного отшельника и самая жизнь-подвиг святого старца близки и понятны Борису Зайцеву (1881-1972). Этот труд продолжает и углубляет его искания в области духовности и христианской нравственности. Весь 1924 год проходит в работе, а в 1925 году повесть «Преподобный Сергий Радонежский» выходит отдельной книгой. Для чего Зайцев совершил переложение на мирской язык жития великого святого? Дело в том, что сам строй агиографической (вид церковной литературы, жизнеописания (жития святых) литературы для обмирщённого сознания кажется отчасти чуждым. В целом «перевод» удался писателю. Он сумел доступно разъяснить не вполне простые понятия, облегчая их усвоение. Кроме того, снабдил их своими комментариями и рассуждениями.

Начало увлечения М. В. Нестерова (1862 -1942) религиозным направлением творчества связано с картиной «Христова невеста» (1887), после которой появились: «Пустынник» (1889), «Видение отроку Варфоломею» (1889-1890) и др. В 1891 г. появилась картина «Отрочество Сергия», в 1892-1897 гг. – «Юность Преподобного Сергия», в 1895 г. – «Под благовест» и др. К 1896-1897 г. относятся работы из серии «Труды Преподобного Сергия».

«Нет более дорогого имени в нашем святом Отечестве, на которое такой радостью отзывалось бы сердце каждого православного, значит, русского человека, как Преподобный Сергий, - пишет наш современник, иконописец С. Харламов - Радостно оттого, что мы знаем, что он есть, что он присутствует в нашей жизни незримо и постоянно, мы ощущаем его присутствие каждодневно, ежечасно, когда обращаемся к нему за помощью.» К Преподобному Сергию, к его высокому покровительству прибегают все православные люди с молитвами и упованием, и он приходит к нам на помощь и выводит нас на единственно правильную жизненную дорогу. Так было, так есть и так будет.

Познакомимся и мы с жизнью Преподобного Сергия Радонежского, отраженной в русской литературе и живописи.

2.1. «Житие Преподобного Сергия Радонежского», написанное Епифанием Премудрым.

Разберем особенности построения такого жанра, как житие. Составление житий требовало больших знаний и соблюдения определенного стиля и композиции. «Православному житию» было свойственно неторопливое повествование в третьем лице. Композиция состояла из трех частей: вступления, собственно жития и заключения. Авторы часто цитировали Священное писание.

Во вступлении автор обращался к Богу с просьбой простить ему попытку рассказать о святом, о его божественной мудрости простым человеческим языком, простить грех гордыни. В этой части звучала похвала и молитва о помощи, обращенная к Богу.

Во второй части – собственно житии – автор рассказывал о рождении и праведной жизни святого, о его смерти и чудесах, которые он являл. Святой всегда положительный, воплощение всех христианских добродетелей. Ему покровительствует Господь. Отрицательный герой, «злодей», олицетворяет дьявола. Противоборство святого и «злодея» - противоборство Бога и дьявола, победа над злыми силами.

В заключение звучит похвала святому. Составление такой похвалы требовало большого искусства, хорошего знания риторики.

Жития пользовались огромной популярностью на Руси и часто оказывали влияние на устное народное творчество – так возникали легенды и духовные стихи. Особенность «Жития Сергия Радонежского» таково:

1. Нам известно, что Сергий был причислен к лику Святых(1452)

2. Житие составлялось после смерти святого. Преподобный Сергий умер в 1392 году, так что начало работы над его агиографией приходится на 1393 или 1394 год.

3. Повествование ведется от 3-го лица, отличается неторопливостью изложения, спокойной интонацией. Епифаний пишет: «Преподобный Сергий родился от родителей благородных и благоверных: от отца, которого звали Кириллом, и матери, по имени Мария, которые были всякими добродетелями украшены».

4. Композиция жития строится по строгой схеме. В соответствии с житийным каноном Епифаний начинает свой рассказ с описания детства отрока Варфоломея, который еще в утробе матери был отмечен Богом. На протяжении всего произведения мы видим, что в жизни Сергия происходит много чудес, а так же преград, которые он преодолевает.

Видимо, смерть помешала агиографу полностью закончить задуманное "Житие". Однако труд его не пропал. Во всяком случае, в одном из списков "Жития Сергия" есть указание, что оно"списася от священноинока Епифания, ученика бывшего игумена Сергия и духовника обители его; а преведено бысть от священноинока Пахомия святые горы."

5. Сюжет жития составляет духовный подвиг святого, точнее много духовных подвигов Сергия. «В то время Варфоломей хотел принять пострижение монашеское. И призвал он к себе в пустыньку священника, игумена саном. Игумен постриг его месяца октября в седьмой день, на память святых мучеников Сергия и Вакха. И дано было имя ему в монашестве Сергий. Он был первым иноком, постриженным в той церкви и в той пустыни. Порой его смущали демонские козни и ужасы, а иногда зверей нападения - ведь много зверей в этой пустыни тогда жило. Некоторые из них стаями выли и с ревом проходили, а другие не вместе, но по два или по три, или один за другим мимо проходили; некоторые из них вдалеке стояли, а другие близко подходили к блаженному и окружали его, и даже обнюхивали его». Сергий преодолевает искушение и страхи, не сдается дьяволу благодаря молитвам, вере и силе своей души. Многие лишения пришлось пережить ему. Помогал он людям. За все это, еще при жизни, Преподобный Сергий был удостоен дара чудотворений.

6. Способ изображения героя – идеализация. Биограф создал образ человека, который всегда готов прийти на помощь, а так же не боялся никакой работы, был носителем великой духовной силы. «Без лени всегда в подвигах добрых пребывал и никогда не ленился».

7. Внутренний мир героя не изображается в развитии, он избранник с момента рождения. «И свершилось некое чудо до рождения его. Когда ребенок еще был в утробе матери, однажды в воскресенье мать его вошла в церковь во время пения святой Литургии. И стояла она с другими женщинами в притворе, когда должны были приступить к чтению святого Евангелия, и все стояли молча, младенец начал кричать в утробе матери. Перед тем, как начали петь Херувимскую песнь, младенец начал вторично кричать. Когда же иерей возгласил: «Вонмем, Святая Святым!» - младенец в третий раз закричал», что говорит о избрании ребенка Богом. Внутренний мир героя почти не описан. Только в детстве мы видим грусть из-за неумения читать и долгие молитвы перед сном.

8. Пространство и время изображаются условно. Об описании времени можно судить только по следующим строкам жития: «Раб Божий Кирилл (отец Преподобного) прежде обладал большим имением в Ростовской области, был он боярином, владел большим богатством, но к концу жизни впал в бедность». Скажем и о том, почему он обнищал: «Из-за частых хождений с князем в Орду, из-за набегов татарских, из-за даней тяжких ордынских. Но хуже всех этих бед было великое нашествие татар, и после него продолжалось насилие, потому что княжение великое досталось князю Ивану Даниловичу, и княжение Ростовское отошло к Москве. И многие из ростовцев москвичам имущество свое поневоле отдавали. Из-за этого Кирилл переселился в Радонеж». Точные годы не названы, но мы видим, что описание жизни приходится на правление князя Ивана Калиты. События происходят и во время правления князя Дмитрия Донского. Русских воинов и правителя Руси на Куликовскую битву благословил Преподобный.

9. В изображении святого по возможности устранялись все индивидуальные черты характера, частности, случайности. Сергий в этом произведении - проявление русского труженика. Все качества, которые присутствуют в Святом, показывают, каким должен быть человек.

10. Тон повествования торжественный, серьезный. «Тогда князь великий Дмитрий и все войско его, от этого послания великой решимости исполнившись, пошли против поганых, и промолвил князь: «Боже великий, сотворивший небо и землю! Помощником мне будь в битве с противниками святого твоего имени»».

11. Язык жития книжный, с обилием церковнославянизмов. Все произведение изложено книжным языком. Епифаний являлся монахом, и это было одной из причин употребления многих церковных слов: «блаженному», «иерей», «повечерие», «общежительство», «страннолюбие» и др.

12. Текст рассчитан на грамотного человека, подготовленного. Чтобы понять произведение, надо интересоваться духовной литературой, так как можно встретить много незнакомых для светского человека слов.

Таким образом, видим, что все нормы составления агиографии здесь соблюдены. Это произведение – житие, в котором Сергий Радонежский не просто священнослужитель, причисленный к лику святых, а человек, жизнь и деяния которого оказали определяющее влияние на всю последующую жизнь народа русского, а его житийное изображение – на русскую литературу и культуру в целом.

2.2 «Преподобный Сергий Радонежский» Бориса Зайцева

Главная задача, которую Борис Зайцев поставил перед собой - показать пошаговое восхождение Сергия к святости. Писатель, вероятно, решил не прибегать к помощи сравнений, метафор, гипербол. Образ, созданный автором, более яркий, чем в житие, и более понятный для современного читателя: «Сергий подавал во всем пример. Сам рубил кельи, носил воду в двух водоносах, в гору, варил пищу, кроил и шил одежду. Летом и зимой ходил в этой же одежде, ни мороз его не брал, ни зной. Телесно, несмотря на скудную пищу (воду и хлеб) был очень крепок, имел силу противу двух человек». Таков первоначальный облик Сергия в изображении Зайцева.

Интересно то, что Зайцев не стал описывать картины живой природы. Писатель больше внимания уделяет прежде всего описанию поступков Святого и событий, в которых участвует Сергий. И не только описывает, но и анализирует: «Бог тем более поддерживает, окрыляет и заступается за человека, чем больше устремлен к нему человек, любит, чтит и пламенеет, чем выше его духовнопроводность. Ощущать действие этого промысла может и просто верующий, не святой. Чудо же, нарушение «естественного порядка», чудо «простому смертному не дано»». Внимательный читатель видит перед собой не только Преподобного Сергия Радонежского, но и глубоко верующего писателя Бориса Зайцева.

В начале повести Варфоломей показан еще до конца не осознавшим ради чего и от чего он решает отказаться в жизни. Перед читателем предстает скромный, погруженный в молитвы мальчик. Отец, как мог, удерживал сына от важной, но тяжелой жизни монаха: “Мы стали стары, немощны; послужить нам некому; у братьев твоих немало заботы о своих семьях. Мы радуемся, что ты стараешься угодить Господу. Но твоя благая часть не отнимется, только послужи нам немного, пока Бог возьмет нас отсюда; вот, проводи нас в могилу, и тогда никто не возбранит тебе”. Юноша был послушен, поэтому не пошел против родителей, только когда он выполнил указ, то смог спокойно удалиться. Зайцев высказывает в этой ситуации свое объективное мнение: «Как поступил бы он, если бы надолго затянулось это положение? наверное, не остался бы. Но, несомненно, как-нибудь с достоинством устроил бы родителей и удалился бы без бунта. Его тип иной. А, отвечая типу, складывалась и судьба…»

Как всякий отшельник, св. Сергий прошел сквозь тоску, отчаяние, упадок чувств, утомление, обольщение более легкой жизнью, и вышел победителем из этой борьбы, подчинив дух свой воле Бога. Читая жизнеописание великого русского Святого, замечаешь одну особенную черту в его характере, Зайцеву, видимо, очень близкую. Это скромность подвижничества – качество его всегдашнее. И Зайцев приводит один рассказ, связанный с бедностью монастыря, но силою веры, терпения, сдержанностью самого Сергия (рядом с большой слабостью некоторых из братии) продолжающего жить.

Подвиг Преподобного Сергия и его роль в победе русских войск на Куликовом поле известен всем, но Борис Константинович заострил свое внимание на моментах, которые вели к подвигу. Ни Преподобный Сергий, ни Дмитрий Донской не дожили до окончательного освобождения Руси от поработителей, но они заложили прочный духовный фундамент, на который Россия опирается и в настоящее время. Автор заканчивает жизнеописание с очень интересным выводом, который несомненно стоит обдумать: «Не оставив по себе писаний, Сергий будто бы ничему не учит. Но он учит именно всем обликом своим: одним он утешение и освежение, другим - немой укор. Безмолвно Сергий учит самому простому: правде, прямоте, мужественности, труду, благоговению и вере».

[цитаты – лит-ра 2]

2.3 Различие в описании образа Сергия Радонежского.

Два великих писателя: Епифаний Премудрый и Борис Константинович Зайцев, описывают жизнь великого Святого Земли Русской. Каждый вносит в это описание своё видение жизненного подвига Преподобного Сергия Радонежского. Есть и определенные различия, на которых хотелось бы остановиться.

Бог даровал Преподобным Кириллу и Марии сына, которого назвали Варфоломеем. В литературе встречается несколько различных дат его появления на свет. В сочинениях XIX века фигурировала дата 3 мая 1319 года. Разнобой мнений дал основание известному писателю Валентину Распутину с горечью утверждать, что «год рождения отрока Варфоломея потерян». А Борис Зайцев же в своём переложении на мирской язык жития говорил так: «Есть колебания в годе рождения святого: 1314-1322», но одновременно было определено число: «Как бы то ни было, известно, что 3 мая у Марии родился сын». Хотя Епифаний Премудрый не указывает числа, Русская Церковь традиционно считает днём рождения Преподобного Сергия 3 мая 1314 года.

Еще до рождения Сергий был предызбран Богом. Епифаний говорил, что у родителей были только догадки: «Отец и мать рассказали иерею, как их сын, еще в утробе матери, в церкви три раза прокричал: «Не знаем, что означает это», - говорят он. Иерей сказал: «Радуйтесь, ибо будет ребенок сосуд избранный Бога, обитель и слуга Святой Троицы»». Борис Зайцев об этом упоминает тоже, но уже при встрече Варфоломея со старцем-черноризцем: «Отрок будет некогда обителью Пресв. Троицы; он многих приведет за собой к разумению Божественных заповедей»

Когда Сергий вместе с братом Стефаном удалился для пустынножительства в лес, то Епифаний просто указывает, что «было найдено пустынное место, в чаще леса, где была и вода». Борис Зайцев же пишет: «Варфоломей и Стефан выбрали место в десяти верстах от Хотькова. Небольшая площадь, высившаяся как маковка, позже и названная Маковицей. (Преподобный говорит о себе: «аз есмь Сергие Маковскый».) Со всех сторон Маковица окружена лесом, вековыми соснами и елями. Место, поразившее величием и красотой». Летопись утверждает, что вообще это особенный пригорок: «глаголеть же древний, видяху на том месте прежде свет, а инии огнь, а инии благоухание слышаху»». И мы вслед за писателем видим даже зрительно это место: «Вероятно, здесь, на Маковице, пригласив плотника со стороны, и учились рубить избы "в лапу". В сосновых лесах Варфоломей возрос, выучился ремеслу, через столетия сохранил облик плотника-святого, неустанного строителя сеней, церквей, келий, и в благоуханье его святости так явствен аромат сосновой стружки. Поистине Преподобный Сергий мог считаться покровителем этого великорусского ремесла». Это опять же замечания Зайцева, а Епифаний не заостряет на этом внимания.

Слухи о пустынничестве шли. Стали являться люди, которых сначала Преподобный не принимал и даже запрещал им оставаться, утверждал Епифаний Премудрый, говоря о трудности жизни в таком месте. Но они не отступали. А Борис Зайцев анализирует, почему же это так. И говорит о том, что «Троица вела святого».

Биографы заканчивают свои произведения после смерти Сергия. Описание чудес после смерти уже не произошло. Здесь Епифаний Премудрый оборвал такими словами: «Сергий, видя, что он уже к Богу отходит, чтобы природе отдать долг, дух же Иисусу передать, призывает братство и беседу повел подобающую, и, молитву совершив, душу Господу предал в год 6900 (1392) месяца сентября в 25-й день.» Так же и Борис Зайцев, но с более точным описанием: «Он и в последнюю минуту прежний Сергий: завещал похоронить себя не в церкви, а на общем кладбище, среди простых. Но эта воля его не была исполнена. Митрополит Киприан разрешил, по просьбе братии, положить останки Преподобного именно в церкви.» Далее он только пишет несколько слов о том, какие чудеса происходили после смерти святого: исцеления, помощь в боях по молитвам к святому Сергию.

[цитаты - лит-ра 1 и 2]

2.4 «Труды Преподобного Сергия Радонежского» М. В. Нестерова

Первое чудо в жизни мальчика художник показал нам в своей первой картине из серии – «Видение отроку Варфоломею» (1889-1890). Критик Дедлов писал: «Картина была иконою, на ней было изображено видение, да еще с сиянием вокруг головы, - общее мнение забраковало картину за ее «ненатуральность». Конечно, ведения не ходят по улицам, но из этого не следует, что никто никогда их не видел. Весь вопрос в том, может ли его видеть нарисованный на картине мальчик». В этой картине удивительно передано умиленное молитвенное настроение Варфоломея. На фоне лесов и полей на переднем плане картины две фигуры – мальчика и явившегося ему под деревом святого в одежде схимника. Юный отрок весь застыл в трепетном восторге, широко открытые глаза его не отрываясь смотрят на видение. «Чарующий ужас сверхъестественного, - писал А. Бенуа, - редко был передан в живописи с такой простотой и убедительностью. Есть что-то очень тонко угаданное, очень верно найденное в фигуре чернеца, точно в усталости прислонившегося к дереву и совершенно закрывшегося своей мрачной схимой. Но самое чудное в этой картине - пейзаж, донельзя простой, серый, даже тусклый и все-таки торжественно-праздничный. Кажется, точно воздух заволочен густым воскресным благовестом, точно над этой долиной струится дивное пасхальное пение». Конечно же, это не иллюстрация, а собственное видение художником важного эпизода из жизни Сергия Радонежского.

Во время пустынножительства Сергий не остался один. Однажды перед хижиной оказался большой медведь, который был не столько свиреп, сколько голоден. Святой сжалился над зверем и вынес ему кусок хлеба. После этого животное стало часто приходить к дому Сергия. Иногда Сергий отдавал весь свой хлеб гостю, а сам оставался без пищи. Про картину «Юность Преподобного Сергия» (1892-1897 гг) сам Нестеров в своих письмах говорил: «Теперь же, спустя много лет, многие считают «Сергия с медведем» лучшим из моих произведений».

Несколько картин вошло в серию под названием "Труды Преподобного Сергия"(1896-1897 гг). Это моменты жизни, когда Святой жил вместе с братией. Главенствующую роль играет пейзаж, причем разных времен года. Сергий, с его крестьянской, простонародной натурой, препятствовал ничегонеделанию монахов, и сам первый показывал пример смиренного трудолюбия. Здесь Нестеров приблизился к осуществлению своей постоянной мечты  создать образ совершенного человека, близкого родной земле, человеколюбивого, доброго. В Сергии нет не только ничего напористого, но и ничего выспреннего, показного, нарочитого. Он не позирует, а просто живет среди себе равных и себе подобных, ничем не выделяясь. Когда смотришь на эти картины, на память приходят слова Б. Зайцева: «Сергий подавал во всем пример. Сам рубил келии, таскал бревна, носил воду в двух водоносах в гору, молол ручными жерновами, пек хлебы, варил пищу, кроил и шил одежду, обувь, был, по Епифанию, для всех «как купленый раб». И, наверно, плотничал теперь уже отлично. Летом и зимой ходил в той же одежде, ни мороз его не брал, ни зной. Телесно, несмотря на скудную пищу (хлеб и вода), был очень крепок, «имел силу противу двух человек»».

Были мысли у Нестерова создать полотно под названием «Прощание Преподобного Сергия с князем Дмитрием Донским» (эскизы, 1898-1899), но, к сожалению, идея не была воплощена в жизнь.

Хочется указать картину Михаила Васильевича «Пустынник» (1889). Его старик-монах - простец, с наивной верой в Бога, не искушенный в религиозно-философских мудрствованиях, но чистый сердцем, безгрешный, близкий к земле, - это и делает его таким счастливым. Но Нестеров нашел этот человеческий тип и в жизни. Он написал своего пустынника с отца Гордея, монаха Троице-Сергиевой лавры, привлеченный его детской улыбкой и глазами, светящимися бесконечной добротой. (Все картины – см. Приложение I)

2.5 Жизнь Преподобного Сергия в иконах Сергея Харламова.

Литература и живопись прошли долгую дорогу через века. И на протяжении всего пути изменялись. Даже сейчас появляются новые направления. Но самое главное, что современная литература пошла от древнерусской, а живопись пошла от иконописи.

Сергей Михайлович Харламов – иконописец, член Союза художников России, народный художник России, лауреат премии Андрея Первозванного. С 1972 по 1979 годы внимание художника обращено к теме Куликовской битвы. Его работы лишены парадной велеречивости. Он редко показывает само действие, ему важно передать внутреннее драматическое движение, готовность к подвигу. Поэтому значительное место занимают сюжеты, изображающие момент, предшествующий битве («Дмитрий Донской», «Молитва перед битвой»).

Гравюры народного художника России Сергея Харламова (род. в 1942 г.) «Преподобный Сергий Радонежский» созданы в 1991 году и изданы в 1992 г. Российским Духовным центром (Москва). На каждой из гравюр Преподобный Сергий изображен в важные моменты своей подвижнической жизни: вот беседа с Богородицей, навестившей его в келье, вот тяжелый и одновременно радостный труд в монастыре; интересны гравюры к праздникам: Преподобный с веточкой вербы встречает Христа, а здесь святой Сергий выпускает птиц на волю в праздник Благовещения.

«Преподобный Сергий пришел к нам из другого мира, мира, о котором можно только догадываться. Мира святых людей и подвижников, каковой была Древняя Русь. И мы, сознавая это, со всем смирением обращаемся к тем светлым образам, находя в них нравственную и духовную опору, - говорит иконописец С. Харламов. – Преподобный Сергий – ангел-хранитель России, светильник веры Христовой, подвижник благочестия и миротворчества. Его светлое имя, его путь, его подвиги вдохновляют нас и воспламеняют наши сердца верой в Господа и любовью к Родине…».

(Все гравюры – см. Приложение I)

3. Значение Сергия Радонежского для русской истории и государства. В. О. Ключевский о Преподобном.

Прославленная обитель Живоначальной Троицы основана Преподобным Сергием Радонежским в 1337 г. На протяжении столетий Троице-Сергиева Лавра является одной из самых почитаемых общерусских святынь, крупнейшим центром духовного просвещения и культуры. Тысячи паломников стекаются в Троице-Сергиеву Лавру со всех концов России, из стран ближнего и дальнего зарубежья. Древнейшая постройка на территории Лавры – Троицкий собор (1422-1425 гг.), в котором почивают святые мощи Игумена земли Русской Преподобного Сергия Радонежского.

Мы познакомились с жизнеописанием великого святого Сергия Радонежского. Каждый художник слова и кисти увидел его разным и показал нам его таким, каким представлял сам. Бесспорны и общие выводы о жизни святого земли Русской: Он враг всем ненавистникам Христа, всем утверждающим себя и забывающим об Истине. Их очень много в наше время, когда «раздрание» мира зашло так далеко.

В. О. Ключевский так говорит о значении Преподобного Сергия для русского народа и государства: «Еще при жизни Преподобного, как рассказывает его жизнеописатель-современник, многое множество приходило к нему из различных стран и городов, и в числе приходивших были и иноки, и князья, и вельможи, и простые люди, «на селе живущие». И в наши мои современники приходят ко гробу Преподобного со своими думами, мольбами и упованиями…

Примером своей жизни, высотой своего духа добром и любовью, смирением и терпением, мужеством и стойкостью Преподобный Сергий дорог людям и в XXI веке. «Преподобный Сергие, Ангелов собеседниче, Отечеству нашему пресветый светильниче, моли Бога о нас».

4.Список используемой литературы.

1. Хрестоматия по истории России. Кн. 1. С древнейших времен до XVII века. – М.: Международные отношения, 1994.

2. Борис Зайцев. «Люди Божии» - М.: «Советская Россия», 1991.

3. Г. К. Вагнер. «В поисках Истины». М: Издательство «Исскусство» - 1993 г.

4. М.В. Нестеров. Письма.

5. Слово. VII’91

6. http://www.tanais.info/art/nesterov1more.html

7. http://art-nesterov.ru/nesterov/nesterov7.php

Приложение I.

Картины М. В. Нестерова

Икона и гравюры С. Харламова

Рецензия

на работу учащейся 8 « А» класса Хатунцевой Ирины.

Исследование Хатунцевой Ирины «Житие Преподобного Сергия Радонежского в литературе и живописи» важно прежде всего тем, что в современном, зачастую бездуховном мире, делается попытка поговорить о духовности, о терпении, о милосердии и сострадании, о жертвенности и смирении. На примере жизни великого святого земли Русской показан путь Любви к людям и Богу.

Литературные источники, представленные в научной работе и рассказывающие о святом Сергии, различны: это и «Житие», написанное Епифанием Премудрым, это и художественная повесть Бориса Зайцева, написанная в эмиграции.

Анализ «Жития» как жанра литературы нашел полное отражение в исследовательской работе Хатунцевой Ирины. Ученица подробно останавливается на особенностях произведения Епифания Премудрого.

В повести Б. Зайцева рассматривается биография Преподобного Сергия с точки зрения становления героя, анализируется характер, поступки, деятельность святого.

Элементы синтеза искусств – литературы и живописи – так же нашли свое отражения в работе ученицы. Образ Сергия Радонежского представлен в живописи художников разных эпох: М. Нестерова(XIXв) и С. Харламова(XXв-XXIв)

Работа Хатунцевой Ирины отличается последовательностью изложения материала, стройностью композиции, логичностью и завершенностью выводов.

Работа написана легким, эмоциональным языком, снабжена ярким иллюстрированным материалом.

Научный руководитель: Денисова Т. В.

Появлению вершинного в творчестве Епифания Премудрого произведения предшествовала большая подготовительная работа. К 1412 г. ученые относят создание "Похвального слова Сергию Радонежскому", приуроченного к освящению деревянного храма Троицы в день памяти святого (25 сентября); к 1414 г. – написание цикла рассказов о Сергии, включенных в Троицкую летопись и представлявших собой, по мнению Б. М. Клосса, "полусветскую-полуцерковную биографию" героя, жизнь которого изображалась на фоне событий общерусской истории XIV в. Собственно житие святого было завершено к осени 1418 г., незадолго до смерти Епифания. Из текста "Жития Сергия Радонежского" известно, что автор более 20 лет собирал материал о преподобном. Агиограф не скрывал, как трудно ему было "Сергиево все по ряду житие исписати", как долго он ждал того, кто "поучит и вразумит" его примером, как часто впадал в отчаяние, "не обрѣтаа словес потребных, подобных дѣанию" святого. Традиционный мотив самоуничижения автора превращается у Епифания в психологически тонкий анализ процесса творчества. Следуя совету "премудрых старцев" ("не подобает житиа святых мужъ оставляти, и не писати, и млъчанию предати") и полагаясь па помощь Бога, способного "неразумие вразумити", писатель "дерзнул" осуществить задуманное, дабы сохранить память о Сергии: "Аще ли будет писано, и сие нѣкто слышавъ, поревнует въслѣд житиа его ходити и от сего приимет плъзу".

Епифаний показал, что святой обрел огромный нравственный авторитет после того, как в "месте пустынном" в окружении диких зверей и суровой природы совершил подвиг трудничества: "своима рукама лѣсъ сѣщи", "потом же кѣлию едину създаста", "церквицу малу срубиста". Став игуменом основанного им монастыря, Сергий возложил на свои плечи тяжелый груз хозяйственных забот, на собственном примере воспитывал в монахах радость "телесного труда". Епифаний сумел уловить связь между поступком человека и его духовной сущностью, смог наполнить агиографический штамп реальным жизненным содержанием. Вот почему, прежде чем показать и восславить духовную красоту святого, писатель подробно рассказал о том, как тот шел к совершенству.

Благодаря Епифанию Премудрому основные вехи жизненного пути его героя восстанавливаются следующим образом. Сергий Радонежский родился в 1322 г., в 1342 г. принял пострижение, в 1392 г. скончался. Он происходил из рода ростовского боярина Кирилла, чье "имение оскудело". В период правления Ивана Калиты, вельможи и воеводы которого разорили Ростов ("възложиста велику нужю на градъ да и на вся живущая в нем"), семья боярина переселилась в Радонеж, находившийся в пределах Московского княжества. Будущий святой при крещении был назван Варфоломеем в честь одного из апостолов, а позднее, при пострижении, получил имя Сергия, ибо это знаменательное событие произошло в день памяти святых мучеников Сергия и Вакха. Показательно, что факт рождения в Ростовской земле человека, который станет нравственным идеалом своей эпохи, рассматривался агиографом в широком контексте русской и мировой истории: в тексте упоминаются имена правивших в то время тверского князя и греческого царя, русского митрополита и вселенского патриарха.

Произведение Епифания Премудрого многие ученые склонны расценивать как "яркое историческое свидетельство эпохи", "шедевр житийной документалистики". Достоверности изображаемого в немалой степени способствовало то, что агиограф был современником своего героя, их связывали узы духовной дружбы. В основе жития лежали не только собственные воспоминания автора, но и свидетельства "самовидцев" и "памятух" подвигов святого, которые доподлинно знали, "каковъ былъ" Сергий, "откуду бѣ, како родися, и како възрасте, и како пострижеся, и како въздръжася, и како поживе, и каковъ имѣ конецъ житию". Среди информантов Епифания – старший брат преподобного Стефан и его племянник Феодор, ближайшие ученики Сергия и "древние старцы", которым было "въистинну извѣстно о житии" основателя Троицкого монастыря. Документальное начало в произведении усиливают постоянные ссылки автора на исторические имена и события, так или иначе связанные с жизнью Сергия Радонежского. Однако прекрасная осведомленность Епифания о личности и деятельности героя приводит к деформации композиционной схемы жития : описание детства святого затянуто, составляет седьмую часть от общего объема произведения. Обилие и пестрота фонового материала приводят к рыхлости композиции, что делает неизбежным развитие "рамочной" структуры агиографического сочинения: текст разбивается на отдельные главки, каждая из которых имеет свое заглавие, обычно указывающее на главную тему рассказа ("О преселение родитель святаго", "О прогнании бѣсовъ...", "О началѣ игуменьства..." и т.п.).

Рассказывая о детстве Сергия, Епифаний подчеркивал инаковость героя: младенец отказывался от материнского молока, если мать не соблюдала пост; позднее он "к дѣтемь играющим нс исхожашс", а "упражняашсся на словословие Божие". В то время как его братья Стефан и Петр преуспевали в учении, Варфоломей за неуспеваемость "много браним бываше от родителю своею, болѣ же от учителя томим, а от дружины [товарищей] укараем". Дар "книжного учения" дается будущему святому от Бога, через чудо. Тем самым внешней образованности агиограф противопоставляет духовную мудрость, вдумчивость и серьезность в обретении знаний.

Народное единение как залог возрождения русской государственности для Епифания начинается с малого – с единства семьи. В отличие от Несторова "Жития Феодосия Печерского" в епифаниевом "Житии Сергия Радонежского" ослаблен конфликт между "кровным " и "духовным", "отцами " и "детьми". Ради осуществления мечты об иноческом житии Сергий не покинул родителей, за счастье посчитал служение ближним, оказавшимся "въ старости, и въ скудости, и въ болести". Сознание святого, воспринимающее мир в его полноте, не противопоставляет высокую любовь к Богу и земную любовь – благодарность родителям. Варфоломей оставил "мир" только после того, как родители под старость ушли в хотьковский монастырь Покрова Богородицы, где позднее принял пострижение и его овдовевший старший брат Стефан. По инициативе Сергия братья избирают путь пустынножительства, поселившись на холме Маковец, где они поставили келью и возвели церковь во имя Троицы. Однако Стефан не выдержал "скорбного" и "жестокого" жития, когда "отвсюду теснота, отвсюду недостатки", и вскоре покинул младшего брата, ушел в московский Богоявленский монастырь. Таким образом, единый для братьев путь иночества, по мысли агиографа, не исключал различий между ними, и прежде всего в силе духа.

Два года Сергий жил в полном уединении, находясь в постоянной борьбе с бесами, которые являлись "стадом бесчинно", "овогда же зверми, овогда же змиами претваряшеся". Однажды во время заутрени в церкви появилось воинство дьявола в литовских островерхих шапках и пыталось изгнать монаха: "Избѣжи, изиди отсюду... не живи здѣ..." Преподобный "въоружашеся молитвою" и против козней дьявола, и против диких зверей – "стада влъковъ, выюще и ревуще", "часто нахожаху на нь, не токмо въ нощи, по и въ дни". Автор описывает трогательную дружбу Сергия с медведем, с которым преподобный часто делил последний кусок хлеба. Епифаний Премудрый показал, как жизнь Сергия обретала черты духовного подвига, ибо тот стойко переносил "илътскыя брани, и бѣсовскыя находы, и звѣринаа устрѣмлениа, и пустынныя труды".

После того как вокруг преподобного собралась братия и возник монастырь, Сергий, подавая всем пример, "николиже ни часа празденъ пребываніе": рубил дрова, молол зерно, пек хлеб, шил на братию обувь и одежду, носил воду. Став игуменом, он не изменил своего монашеского правила, "на дело преже всех исходя, и на церковное пение преди всех обреташеся", подражая знаменитым подвижникам прошлого – Антонию Великому, Савве Освященному, Феодосию Печерскому, у которых Сергий учился, чтобы потом учить других. Приходящую к нему братию – вначале 12 последователей, как апостолов, – Сергий Радонежский принимал с радостью, но предупреждал о трудностях иноческого пути, чтобы они были готовы "на труды, и на пощениа, и на подвигы духовныа, и на многы скорби". Показательно, что агиограф, намечая линию духовной преемственности, называл по именам не только великих предшественников Сергия, но "малых мнихов" из окружения преподобного, таких как дьякон Онисим и его отец Елисей из Ростовской земли, Василий Сухой или Яков Якута.

На первый взгляд житийный портрет Сергия, написанный в традиционном панегирическом стиле, условен и далек от жизненной правды. Как "воин Христов", троицкий игумен "смирен" и "добронравен", "привѣтлив" и "благоувѣтлив", "милостив" и "добросръден", "страннолюбив" и "миролюбив". Однако сквозь трафаретность житийной характеристики героя все же проглядывают черты реального Сергия, в молодости отличавшегося силой и выносливостью, в старости украшенного сединами и страдавшего от болезни ног. По словам агиологов, Сергий обладал "удивительной трезвостью ума... тонким пониманием границы между возможным и должным" (В. Н. Топоров). Такая естественность поведения святого привела к тому, что аскетизм Сергия был далек от крайностей: "ни вериг, ни истязаний плоти" (Г. П. Федотов). Создавая словесный портрет Сергия, Епифаний дорожил идеей физического и нравственного здоровья своего героя. Преподобный "бяше бо силенъ быв тѣлом, могый за два человѣка", однако он был неутомим в работе и потому, что имел "смирение нелицемѣрно" и "любовь совръшену" к ближнему.

Как рачительный хозяин монастыря, понимавший, что общее благополучие зависит от труда каждого, Сергий "устраяет" братию по службам: одного назначает келарем, других отправляет в поварню, третьих определяет "немощным служити" и т.д. Сам "в худостнѣ портище, зѣло раздранѣ и многошвенѣ, и въ потѣ лица тружающася" на огороде, так что пришедшим в обитель трудно узнать в нем прославленного старца. В монастыре, судя по тексту жития, всегда кипела работа: строились кельи, трапезная, кладовые; писались иконы и книги. От результатов ежедневного труда братии зависело не только благосостояние монастыря, по и размах благотворительной деятельности, ибо "служащей въ обители святого с радостию всѣм подающе изъобилно", беря пример с игумена, рука которого, по словам Епифания, всегда была "простерта къ требующим, яко река многоводна и тиха струями". Благодаря деятельности Сергия пространство вокруг обители меняется. Некогда пустынные места Радонежья превращаются в многолюдные и освоенные земли, что агиограф подчеркивает, варьируя слова со значением множества: "И множество людей всхотѣвше, начаша съ обаполы мѣста того садитися, и начаша сѣщи лѣсы... И сътвориша себѣ различныя многыя починцы... и сътвориша пустыню яко поля чиста много... И съставиша села и дворы многы... и сътвориша плод житенъ, и умножиишся зѣло..."

Сергий служит для всех примером в труде и посте, молитве и смирении. Заботясь о вверенной ему братии, он ночью обходит кельи, поощряя молящихся и читающих святые книги, укоряя ведущих праздные беседы и смеющихся, стуком в дверь или в оконце напоминая о монашеских обязанностях. Образ святого, создаваемый в житии Епифанисм, гармоничен, светел и тих, как ангелы на иконе Андрея Рублева. Провинившихся монахов игумен "не съ яростию обличаше и наказаше", но "с тихостию и кротостию".

Благодаря сильному бытописательному элементу перед читателем открывается мир повседневных монастырских забот, трудов и проблем. Епифаний не скрывает, как трудно далось его герою решение стать игуменом монастыря. Братия долго молила об этом преподобного и даже угрожала ему: "Аще же ты не хощеши пещися нашими душами... мы уходим от мѣста сего и от храма Святыя Троица и от обѣта нашего неволею отпадаем". Сергию тяжело управлять монастырем, где часто ощущался недостаток даже в хлебе, а голодная братия была готова возроптать на святого, покинуть обитель, чтобы просить подаяние у мирян, – но по молитве Сергия совершалось чудо, и у монастырских ворот обреталось "множьство брашенъ".

Во время "смуты", когда брат Стефан выступил против "Сергиева старейшиньства" ("не аз ли прѣжде сѣдох на мѣстѣ сем?"), преподобный уходит из монастыря, полагаясь на Божью волю. В пустынном месте на Киржаче его трудами и заботами возникает новая обитель – монастырь Благовещения Богородицы. Только через несколько лет после просьбы троицких монахов и митрополита Алексия, обещавшего "извести вон из монастыря" всех, кто Сергию "пакость творил", он возвращается в Троицкую обитель, запретив наказывать виновных в "смуте". И братия вновь едина в порыве любви к игумену. Внимательный к жизни человеческой души, Епифаний рисует картину, "умиления достойную": троицкие монахи устремляются навстречу Сергию, "ови убо бяху руцѣ отцу лобызающе, инии же нозѣ, овии же ризъ касающеся цѣловааху".

Отличительная черта жития Сергия – обилие чудес, количество которых умножалось от редакции к редакции. Это и троекратный крик ребенка в утробе матери во время церковного богослужения, и исцеление больного, который мучился без сна и пищи в течение 20 дней, и наказание лихоимца, отнявшего у соседа-сироты борова (туша сгнила в кладовой, хотя на дворе была зима). Во время пострижения Сергия вся церковь "исплънися благоуханна", после смерти лицо его "свѣгляашеся, яко снѣг, а не яко обычай есть мертвымъ, но яко живу или аггелу Божию, показуя душевную его чистоту". В житии Сергию доступно общение с сакральным миром, при этом элемент чудесного, имеющего "светоносный" характер, растет вместе с духовным мужанием героя Епифания Премудрого и достигает апогея в сцене видения Богородицы. В "неизреченнѣй свѣтлости" она является Сергию и обещает свое покровительство монастырю: "и по твоем еже къ Господу отхождении неотступна буду от обители твоеа, потребнаа подавающи нескудно, и снабдящи, и покрывающи".

Епифаний изобразил святого на широком фоне общественно-политической жизни эпохи. Сергий Радонежский выступает как поборник идеи централизации русских земель вокруг Москвы, вдохновитель Дмитрия Донского на Куликовскую битву: "Поиди противу безбожныхь, и Богу помагающу ти, побѣдиши и здравъ въ свое отечьство с великыми похвалами възъвратишися". Он дает князю Дмитрию двух монахов – Пересвета и Ослябю, "мужества ихъ ради и полки умѣюща рядити", и те подают пример русскому воинству в битве с Мамаем. Агиограф сознательно подчеркивает связь святого с великокняжеской семьей. Сергий является духовным отцом Дмитрия Ивановича, крестит его сыновей, благословляет на борьбу с Ордой, содействует в заключении мира между Москвой и Рязанью. Однако, по мнению ученых, для Епифания Премудрого его герой – прежде всего не политик, не князь церкви, а молитвенник за землю Русскую, великий провидец и миротворец. Не случайно через все текстовое пространство жития проходит идея троичности: число три – "всему добру начало" - выступает как символ духовного единства.

В изображении Епифания Сергий Радонежский предстает как воспитатель целой плеяды русских игуменов, основателей общежительных монастырей (московских Андроникова и Симонова, звенигородского Саввино- Сторожевского, серпуховского Высоцкого, коломенского Голутвинского и др.). По подсчетам историка церкви Макария Булгакова, учениками преподобного было основано около половины всех появившихся в XIV– XV вв. монастырей, которые опоясывали столицу и укрепляли рубежи Московского княжества. Созданный Сергием Троицкий монастырь стал средоточием духовной жизни возрождающегося русского государства, центром воспитания монашества и подготовки иерархов церкви. Благодаря трудам учеников и последователей Сергия Радонежского совершенствовались правила монашеского общежития, создавались величайшие памятники искусства, к ценностям христианской культуры приобщалось население вновь освоенных земель; своим нравственным авторитетом они освящали рождение новой государственности.

Заслугой Епифания Премудрого является изображение духовного роста героя, что связано с преодолением личного ради общего дела. Обладая даром учительства, Сергий долго не соглашался стать игуменом созданного им Троицкого монастыря; предпочитая пустынножительство, ввел в своей обители общежительный устав. Жизнь, "пестрая" и "текучая", ставит перед святым новые и все более сложные задачи, требует пересмотра позиции по тому или иному вопросу. Неизменным остается одно – желание прекратить рознь между людьми, утвердить в мире принцип братской любви и бескорыстного служения ближнему.

"Житие Сергия Радонежского" – работа зрелого агиографа, заботящегося о гармонизации стиля и избегающего излишней экспрессии в изображении человека. Тон жития, спокойный и ровный, становится эмоционально напряженным, когда писатель слагает славу новому русскому святому. Виртуоз-стилист, Епифаний Премудрый мастерски использует прием амплификации, пытаясь выразить невыразимое, – духовное совершенство Сергия, который "яко свѣтило пресвѣтлое възсиа посреди тмы и мрака". Святой сравнивается с прекрасным цветком среди терний, с золотом посреди пыли, с кадилом благоуханным и яблоком благовонным. Цепочка из нескольких десятков сравнений завершается искомым определением: Сергий Радонежский – "земной ангел" и "небесный человек". В определении духовной сущности святого и характера его деятельности агиограф активно использует слова, имеющие корни "слав", "див", "чюд". Однако изысканный стиль "плетения словес" не мешает динамичности повествования, не исключает внимания к монастырскому быту, стихии разговорной речи.

Литературная история памятника

Мощи святого были обретены нетленными в 1422 г., а в 1452 г. Сергий Радонежский был причислен к лику святых. Несмотря на длительную историю изучения памятника, исключительность личности святого и таланта его биографа, до сих пор в пауке вызывают споры и вопрос о количестве редакций "Жития Сергия Радонежского", и сама возможность выделения текста, созданного Епифанием Премудрым. На основе анализа более 400 списков Б. М. Клоссу удалось проследить литературную историю памятника и подготовить публикацию важнейших редакций жития. В результате исследования ученый пришел к выводу, что именно "литературное слово Епифания возвысило Троицкий монастырь... до высот общерусской известности". Следующая страница в истории "Жития Сергия Радонежского" связана с деятельностью Пахомия Логофета – серба, выходца с Афона, который большую часть жизни провел на Руси. Профессиональный писатель-агиограф, он долго жил в Троицком монастыре (с 1438 по конец 1450-х гг.), создал пять или шесть редакций "Жития Сергия Радонежского", самая полная из которых – третья – появилась около 1442 г. В отличие от жития, написанного Епифанием Премудрым, редакция Пахомия Логофета содержит рассказы об обретении мощей Сергия Радонежского, строительстве каменного Троицкого собора, о посмертных чудесах святого. В ней прославляется Никон Радонежский как преемник Сергия на посту троицкого игумена, хотя на самом деле после смерти преподобного во главе монастыря в течение шести лет находился Савва Сторожевский. Претерпевает изменения и стиль жития, освобождаясь от биографических подробностей и излишнего "плетения словес". И хотя, по мнению В. О. Ключевского, Пахомий уступал в таланте Епифанию, однако созданный им стиль стал образцовым для русской агиографии. "Житие Сергия Радонежского" и в дальнейшем неоднократно подвергалось переделкам. В частности, в 1640-е гг. его текст правил келарь Троице- Сергиева монастыря Симон Азарьин. Произведение имело широкий резонанс в древнерусской литературе. В XVI в. оно вошло в состав Великих миней четиих митрополита Макария, "Степенную книгу" и ряд летописных сводов, а на рубеже XVII–XVIII вв. его включает в собрание житий святых Димитрий Ростовский.

Сергий Радонежский на протяжении столетий являлся и доныне является непременным героем литературных произведений, посвященных эпохе Куликовской битвы. В поисках нравственного идеала к житию Сергия неоднократно обращались в своем творчестве русские художники. Своеобразной иллюстрацией рассказа о детстве будущего святого является картина М. В. Нестерова "Видение отроку Варфоломею" (1889–1890). Образ человека, пренебрегшего мирской суетой и ставшего воплощением просветленной и чистой духовной красоты, появляется на картинах И. С. Глазунова, входящих в циклы "Русь" и "Поле Куликово". В. О. Ключевский был прав, утверждая, что Сергий Радонежский принадлежит к таким историческим деятелям России, чьи имена превратились в народную идею, а дела из исторического факта стали практической заповедью, заветом потомкам.

История создания .

«Житие Сергия Радонежского» (так кратко именуется это произведение) представляет собой ярчайший образец древнерусской литературы. Преподобный Сергий - самый почитаемый и самый любимый русский святой. Не случайно известный историк прошлого В.О. Ключевский сказал, что Россия будет стоять до тех пор, пока теплится лампада у раки преподобного Сергия. Епифаний Премудрый, известный книжник начала XV века, инок Троице-Сергиевой Лавры и ученик Преподобного Сергия, написал самое первое Житие Сергия Радонежского через 26 лет после его смерти - в 1417-1418 годах. Для этого труда Епифаний в течение двадцати лет собирал документальные данные, воспоминания очевидцев и свои собственные записи. Великолепный знаток святоотеческой литературы, византийской и русской агиографии, блестящий стилист, Епифаний ориентировался в своем сочинении на тексты южнославянских и древнерусских Житий, мастерски применив изысканный, насыщенный сравнениями и эпитетами стиль, получиший название «плетение словес». Житие в редакции Епифания Премудрого кончалось преставлением Преподобного Сергия. В самостоятельном виде эта древнейшая редакция Жития не дошла до нашего времени, а ее первоначальный облик ученые реконструировали по позднейшим сводам. Помимо Жития, Епифаний создал также Похвальное слово Сергию.

Первоначальный текст Жития сохранился в переработке Пахомия Логофета (Серба), афонского монаха, жившего в Троице-Сергиевом монастыре с 1440 по 1459 год и создавшего новую редакцию Жития вскоре после канонизации Преподобного Сергия, состоявшейся в 1452 году. Пахомий изменил стилистику, дополнил текст Епифания рассказом об обретении мощей Преподобного, а также рядом посмертных чудес. Пахомий неоднократно исправлял Житие Преподобного Сергия: по мнению исследователей, существует от двух до семи Пахомиевых редакций Жития.

В середине XVII века на основе переработанного Пахоми-ем текста Жития (так называемой Пространной редакции) Симон Азарьин создал новую редакцию. Житие Сергия Радонежского в редакции Симона Азарьина вместе с Житием Игумена Никона, Похвальным словом Сергию и службами обоим святым было напечатано в Москве в 1646 году. В 1653 году по поручению Царя Алексея Михайловича Симон Азарьин доработал и дополнил Житие: он вернулся к неопубликованной части своей книги, добавил в нее ряд новых рассказов о чудесах Преподобного Сергия и снабдил эту вторую часть обширным предисловием, однако эти дополнения не были тогда изданы.

Жанр

На Руси была популярна житийная литература, или агиографическая (от греч. hagios - святой, grapho - пишу) литература. Жанр жития возник в Византии. В древнерусской литературе он появился как жанр заимствованный, переводной. На основе переводной литературы в XI в. на Руси возникает и оригинальная житийная литература. Слово «житие» в церков-но-славянском языке означает «жизнь». Житиями назывались произведения, рассказывающие о жизни святых - государственных и религиозных деятелей, чья жизнь и деяния были расценены как образцовые. Жития имели, прежде всего, религиозно-назидательный смысл. Входящие в них истории - предмет для подражания. Порой факты из жизни изображаемого персонажа искажались. Связано это было с тем, что житийная литература ставила своей целью не достоверное изложение событий, а поучение. В житиях было четкое разграничение персонажей на положительных и отрицательных героев.

Житие повествует о жизни человека, который достиг христианского идеала - святости. Житие свидетельствует о том, что каждый может прожить правильной христианской жизнью. Поэтому героями жития могли быть люди разного происхождения: от князей до крестьян.

Житие пишут после смерти человека, после признания его церковью святым. Первое русское житие Антония Печерского (одного из основателей Киево-Печерской лавры) до нас не дошло. Следующим было создано «Сказание о Борисе и Глебе» (середина XI в.). Житие, повествующее о Сергее Радонежском, явилось настоящим украшением житийного жанра. С древности до нашего времени дошли традиции жития. Из всех древних жанров житие оказался наиболее устойчивым. В наше время канонизированы, то есть признаны святыми, Андрей Рублев, Амвросий Оптинский, Ксения Петербургская, написаны их жития.

Тема

«Житие...» - это повесть о выборе человеческого пути. Значение слова многозначно. Два его значения противостоят друг другу: это путь географический и путь духовный. Объединительная политика Москвы проводилась суровыми мерами. Правда, страдали от неё в первую очередь феодальные верхи тех княжеств, которые Москва подчиняла себе, страдали главным образом за то, что не хотели этого подчинения, боролись против него за сохранение старых феодальных порядков. Епифаний нарисовал правдивую картину русской жизни первой половины XV в., когда память о ней ещё свежа была у современников Епифания, но это отнюдь не выражение «анти-московских» отношений автора. Епифаний показывает, что Сергий, несмотря на то, что родители его.покинули родной город из-за притеснений московского наместника, в дальнейшем делается самым энергичным проводником именно московской объединительной политики. Он решительно поддержал Дмитрия Донского в его борьбе с суздальским князем Дмитрием Константиновичем за великое Владимирское княжение, полностью одобрял Дмитрия в решении начать борьбу с Мамаем, примирил Дмитрия Донского с Олегом Рязанским, когда это стало нужно для Москвы. Признавая Сергия Божьим угодником, Епифаний тем самым освещал в глазах средневековых читателей прежде всего политическую деятельность Сергия. Поэтому враги Сергия упорно и долго мешали Епи-фанию написать житие его учителя, являвшееся предпосылкой к канонизации Сергия.

Идея

Преподобный Сергий поддерживал объединительные усилия Москвы для возвеличивания и укрепления Русского государства. Сергий Радонежский был одним из вдохновителей Руси на Куликовскую битву. Особое значение имела поддержка и благословение его Дмитрию Донскому накануне сражения. Именно это обстоятельство и придало имени Сергия звучание национального единства и согласия. Епифаний Премудрый показал передовые политические взгляды преподобного Сергия, возвеличил деяния старца.

Канонизация в Русской Православной Церкви совершалась при наличии трех условий: святая жизнь, чудеса как прижизненные, так и посмертные, обретение мощей. Сергий Радонежский начал широко почитаться за свою святость еще при жизни. Канонизация преподобного состоялась через тридцать лет после его смерти, в июле 1422 года, когда были обретены мощи. Поводом к открытию мощей преподобного послужило следующее обстоятельство: к одному из монахов Троицкой обители во сне явился Сергий Радонежский и сказал: «Зачем оставляете меня столько времени во гробе?»

Основные герои

Сергий Радонежский является одним из самых популярных героев средневековой русской литературы. «Житие...» подробно рассказывает о его жизни и деяниях. Князья московские и удельные посещали Сергия в его обители, и сам он выходил к ним из ее стен, бывал в Москве, крестил сыновей Дмитрия Донского. Сергий с подачи митрополита Алексия взвалил на себя тяжелый груз политической дипломатии: он неоднократно встречался с русскими князьями, чтобы склонить их к союзу с Дмитрием. Перед Куликовской битвой Сергий дал Дмитрию благословение и двух иноков - Александра (Пересвета) и Андрея (Ослябю). В «Житии» предстает идеальный герой древней литературы, «светоч», «божий сосуд», подвижник, человек, выражающий национальное самосознание русского народа. Произведение построено в соответствии со спецификой жанра жития. С одной стороны, Сергий Радонежский - это историческое лицо, создатель Троице-Сергиева монастыря, наделенный достоверными, реальными чертами, а с другой стороны, - это художественный образ, созданный традиционными художественными средствами житийного жанра. Скромность, душевная чистота, бескорыстие - нравственные черты, присущие преподобному Сергию. Он отказался от архиерейского чина, считая себя недостойным: «Кто я такой - грешный и худший из всех человек?» И был непреклонен. Епифаний пишет, что многие трудности претерпел преподобный, великие подвиги постнического жития творил; добродетелями его были: бдение, сухоядение, на земле возлежание, чистота душевная и телесная, труд, бедность одежды. Даже став игуменом, он не изменил своим правилам: «Если кто хочет быть старейшим, да будет всех меньше и всем слуга!» Он мог пребывать по три-четыре дня без пищи и есть гнилой хлеб. Чтобы заработать еду, брал в руки топор и плотничал, тесал доски с утра до вечера, изготовлял столбы. Непритязателен был Сергий и в одежде. Одежды новой никогда не надевал, «то, что из волос и шерсти овечьей спрядено и соткано, носил». И кто не видел и не знал его, тот не подумал бы, что это игумен Сергий, а принял бы его за одного из чернецов, нищего и убогого, за работника, всякую работу делающего.

Автор подчеркивает «светлость и святость», величие Сергия, описывая его кончину. «Хоть и не хотел святой при жизни славы, но крепкая сила Божия его прославила, перед ним летали ангелы, когда он преставился, провожая его к небесам, двери открывая ему райские и в желанное блаженство вводя, в покои праведные, где свет ангельский и Всесвятской Троицы озарение принял, как подобает постнику. Таково было течение жизни святого, таково дарование, таково чудотворение - и не только при жизни, но и при смерти...».

Сюжет и композиция

Композиционное построение житийной литературы было строго регламентировано. Обычно повествование начиналось вступлением, в котором объяснялись причины, побудившие автора приступить к повествованию. Затем следовала основная часть - собственно сам рассказ о жизни святого, его смерти и посмертных чудесах. Завершалось житие похвалой святому. Композиция жития, повествующего о Сергии Радонежском, соответствует принятым канонам. Житие открывается авторским вступлением: Епифаний благодарит Бога, который даровал святого старца преподобного Сергия русской земле. Автор сожалеет, что никто не написал еще о старце «пречудном и предобром», и с Божьей помощью обращается к написанию «Жития». Называя жизнь Сергия «тихим, дивным и добродетельным» житием, сам он воодушевляется и одержим желанием писать, ссылаясь на слова Василия Великого: «Будь последователем праведных и их житие и деяния запечатлей в сердце своем».

Центральная часть «Жития» повествует о деяниях Сергия и о божественном предназначении ребенка, о чуде, произошедшем до рождения его: когда его мать пришла в церковь, он трижды прокричал в ее утробе. Мать же носила его «как сокровище, как драгоценный камень, как чудный бисер, как сосуд избранный».

Сергий родился в окрестностях Ростова Великого в семье знатного, но бедного боярина. В семилетием возрасте Варфоломея (так его звали до пострижения в монахи) отдали в школу, которая была в попечении епископа Ростовского Прохора. По легенде, сначала мальчику грамота давалась трудно, но вскоре он увлекся учебой и показал отличные способности. Родители с семьей вскоре переселились в Радонеж. В конце своей жизни Кирилл и Мария постриглись в монашество в Покровском монастыре в Хотьково. После их смерти второй сын Варфоломей решил тоже начать иноческую жизнь. Вместе со старшим братом Стефаном, который уже принял монашеский постриг в связи со смертью жены, Варфоломей ушел на речку Кончуру, протекавшую в 15 км севернее Радонежа. Здесь братья построили церковь во имя святой Троицы. Вскоре, не справившись с трудностями жизни в пустыне, Стефан ушел в Москву. Варфоломей, оставшись один, начал готовиться в монахи. 7 октября 1342 года он был пострижен в монахи, получив имя Сергия. А так как Троицкий монастырь был основан на территории Радонежской волости, за преподобным Сергием закрепилось прозвище «Радонежский». Кроме Троице-Сергиевой, Сергий основал еще Благовещенскую обитель на Киржаче, Борисоглебский монастырь близ Ростова и другие обители, а его ученики учредили около 40 монастырей.

Художественное своеобразие

В произведениях агиографического жанра предполагается описание как внешних событий, так и событий внутренней духовной жизни святого. Епифаний не только использовал всё богатство книжной средневековой русской культуры, созданное до него, но и развил далее, создал новые приёмы литературно-художественного изображения, раскрыл неисчерпаемую сокровищницу русского языка, получившего под пером Епифания особый блеск и выразительность. Поэтическая речь его при всём своём разнообразии нигде не обнаруживает произвольной игры словами, но всегда подчинена идейному замыслу писателя.

Непосредственный лиризм и теплота чувства, психологическая наблюдательность, умение подмечать и запечатлевать окружающий человека пейзаж, неожиданные для литературы подобного рода образно-выразительные средства - все это характеризует художественную манеру письма Епифания Премудрого. В «Житии Сергия Радонежского» чувствуется большая художественная зрелость писателя, выражающаяся в сдержанности и выразительности описаний.

Литературная деятельность Епифания Премудрого способствовала утверждению в литературе стиля «плетения словес». Этот стиль обогащал литературный язык, содействовал дальнейшему развитию литературы.

Д.С. Лихачев отмечал в «Житии...» «особую музыкальность». Длинные перечисления применяются там особенно, где требуется подчеркнуть многочисленные добродетели Сергия, многочисленные его подвиги или трудности, с которыми он борется в пустыне. Чтобы подчеркнуть перечисление, сделать его заметным для читающего и слушающего, автор часто пользуется единоначатиями. И опять-таки эти единоначатия имеют не столько формально риторическое значение, сколько смысловое. Повторяющееся в начале каждого предложения слово подчеркивает основную мысль. Когда это единоначатие употреблено слишком большое число раз и может утомить читателя, оно заменяется синонимическим выражением. Значит, важно не само слово, а повторение мысли. Так, например, указывая на причину написания Жития Сергия и устраняя возможную мысль о том, что он принял на себя непосильную задачу, автор пишет: «...да не забвено будет житие святого тихое и кроткое и не злобивое, да не забвено будет житие его честное и непорочное и безмятежное, да не забвено будет житие его добродетелное и чюдное и преизящное, да не забвены будут многыя его добродетели и великаа исправлениа, да не забвены будуть благыа обычаа и добронравныя образы, да не будут бес памяти сладкаа его словеса и любезныа глаголы, да не останет бес памяти таковое удивление, иже на немъ удиви богь...» Наиболее часто в стиле «плетения слов» участвует удвоение понятия: повторение слова, повторение корня слова, соединение двух синонимов, противопоставление двух понятий и т.д. Принцип двойственности имеет миро-воззренческое значение в стиле «плетения словес». Весь мир как бы двоится между добром и злом, небесным и земным, материальным и нематериальным, телесным и духовным. Поэтому бинар-ность играет роль не простого формально-стилистического приема - повтора, а противопоставления двух начал в мире. В сложных, многословесных бинарных сочетаниях нередко используются одинаковые слова и целые выражения. Общность слов усиливает сопоставление или противопоставление, делает его в смысловом отношении более ясным. Даже в тех случаях, когда перечисление захватывает целый ряд компонентов, оно часто делится на пары: «...житие скръбно, житие жестко, отвсюду теснота, отвсюду недостаткы, ни имущим ни откуду ни ястиа, ни питиа».

Значение произведения

«Сергий явился, как свет светильник, и своим с покойным светом озарил всю историю Русской земли - на много веков вперед. Сергий принес на Русь возрождение духа. Того духа, который вскоре поднял и отстроил огромную православную державу. Сперва вокруг него отстроились двенадцать келий (апостольское число!). Пройдет еще несколько десятков лет, и вокруг него, затаив дыхание, будет стоять вся Россия», - читаем в книге Д. Орехова. Поддерживая политику централизации, которую проводили московские князья, Сергий Радонежский оказался в центре общественно-политической жизни Руси второй половины XIV в., был сподвижником московского великого князя Дмитрия Донского в его подготовке к Куликовской битве 1380 г.

Сергий, а вслед за ним и его ученики несли веру в неосвоенные земли, строили лесные монастыри. Епифаний Премудрый, создатель храмов Никон, переводчик греческих книг Афанасий Высоцкий, иконописец Андрей Рублев - все они явились последователями духовного пути Сергия Радонежского.

С именем Сергия Радонежского непосредственно связана Свято-Троицкая Сергиева Лавра - уникальный памятник архитектуры XVI-XVII веков. На ее территории находится несколько храмов, в том числе Собор в честь Успения Пресвятой Богородицы, Михеевский храм, Храм во имя Преподобного Сергия Радонежского. Тысячи паломников посещают Лавру, чтобы прикоснуться к святыням русского народа, обрести душевный покой. А самый главный и самый древний памятник Троице-Сергиевой лавры - Троицкий собор. Ему более пятисот лет. В этом соборе находится гробница Сергия Радонежского.

Русские цари считали за великую честь крестить своих детей в Троицком соборе. Перед военными походами молились Сергию и просили у него помощи. До сих пор огромный поток людей приходит в собор, тем самым выражая глубокое уважение, почтение русскому святому Сергию Радонежскому.